Абель-Фишер

— Одна тюрьма была омерзительнее другой, — передергивает плечами Моррис. — Меня переводили из камеры в камеру, перевозили с места на место. Боялись, убегу. Или разложу своими идеями заключенных. Сидел с уголовниками, и люди, с которыми я отказывался сотрудничать, надеялись, что сокамерники сломают «русского шпиона». А я находил с ними общий язык. Видите в уголке на стуле здоровенного медведя в немыслимо голубом плюше? Мне подарил его в тюрьме на день рождения знаменитый налетчик, совершивший «ограбление века» — тогда из почтового вагона увели миллион фунтов стерлингов наличными.

— Вы отсиживали в солидной компании…

— Меня с тем парнем действительно считали особо опасными. И Блейка[10] тоже. Нас с Джорджем судили в том же 1961-м, и вдруг мы каким-то чудом или по недосмотру оказались вместе в лондонской тюрьме Скрабе. Вот кто стал другом до конца жизни! Мы говорили обо всем на свете и находили общий язык, словно сиамские близнецы. Мои 20 лет казались шуткой по сравнению с его приговором в 42 года. И Джордж сбежал. Ничего другого не оставалось…

— Моррис, с трудом верится, хотя нет, не верится, будто вы не знали, что Блейк готовится к побегу.

— Вы совершенно не представляете работу в разведке, иначе бы не делали таких опрометчивых заявлений! Я даже не успел узнать о его вечернем побеге, как наутро был переведен из тюрьмы Скрабе в тюрьму на остров Уайт. Отсюда никогда и никто не убегал и не убежит — от острова до ближайшей сухой точки миль 30. Режим суровейший, климат мерзкий, еда отвратительная. И если бы не книги, я бы мог сойти с ума. Да, книги, друзья, вера в собственную правоту полностью оправдывают мою жизнь и то, что я в ней сделал. В ваших вопросах вы тонко намекаете, что я как бы скучаю и мучаюсь в Москве, куда мы с Хелен приехали в 1970-м. Ошибаетесь. О русских друзьях я вам рассказывал. Джордж Блейк, который тоже постоянно живет в Москве, навещает меня часто. Попробуйте найдите такого собеседника в Нью-Йорке или Лондоне!

— Но круг общения, смею предположить, не слишком широк…

— Мы опять выходим на профессиональные проблемы. Конечно, мне иногда хочется увидеть кого-то из друзей детства. Ребят из Интернациональной бригады Авраама Линкольна — кое с кем из них я, между прочим, не так давно встречался. С иными увидеться не суждено. Но тут я дома, у себя, это — моя родина. И я гражданин России — такой же, как вы.

Они с Лоной долго прожили в Москве. Девять лет в тюрьмах ее величества — и Коэнов — Крогеров обменяли на английского шпиона-неудачника Джеральда Брука. Громаднейшие были преграды: КГБ официально не признавал Крогеров «своими». Пришлось действовать «через польских товарищей». В Москве их ждал Лонсдейл — Конон Молодый, обмененный еще в середине 1960-х на британского разведчика Винна.

Абель — Фишер, Лонсдейл — Молодый, Блейк… В этой галерее разведывательной славы есть место и для них — Леонтины и Морриса Коэн.

Вместо эпитафии

Моррис Коэн скончался в конце июня 1995 года в московском госпитале без названия. Да, он так и не выучил русского, газеты и то читал со словариком. Но любил Россию столь страстно и оптимистично, как любят немногие.

Вместе с ним в могилу ушло столько неразгаданного и неотвеченного. Я был единственным русским журналистом, которому Моррис захотел — или согласился, решился? — рассказать хоть что-то. Четыре с лишним часа беседы. Обед с одним-двумя тостами за его друзей-разведчиков. Мы договорились встретиться еще, но Моррис заболел и попал в госпиталь…

…Траурная процессия чинно двигалась по Ново-Кунцевскому кладбищу — последний путь Морриса Коэна по земле, с которой он сроднился уж точно навечно. Он столько знал, так много сделал — и так немного рассказал…

Да, Моррис умел добывать сведения и молчать. Может, в этом и есть железная логика разведки?

Герой — о героях

Герой России — это звание присвоено полковнику Владимиру Борисовичу Барковскому в 1996 году. Родился в 1913 году, а в разведку пришел в 1939-м. После года учебы в специальной школе в 1940 году приступил к работе в Лондоне под дипломатическим прикрытием. Затем после окончания войны был командирован в США, где работал по линии научно-технической разведки. Лично завербовал несколько ценных агентов. В Англии и США участвовал в ответственных операциях по добыче атомных секретов. Автор опубликованных в открытой печати статей по истории создания советской атомной бомбы. До самой своей кончины в 2003 году трудился в центральном аппарате Службы внешней разведки, преподавал.

Просвещал и меня, так что на многие события я смотрю его глазами и горжусь этим. Конечно, говорили и об Абеле, и о Персее — роль обоих в добыче атомных секретов огромна.

Никакие Оппенгеймеры, Нильсы Боры и прочие великие, корпевшие над атомными проектами, СССР не помогали. Подходы к таким людям, естественно, затруднены. Общение с иностранцами им если не запрещено, то мгновенно привлекает внимание местных спецслужб. Элита оберегаема, она защищена, подстрахована, изолирована от назойливого любопытства.