Абель

Кто-то осудит меня. Кто-то посчитает это верх эгоизма. Но если для кого-то главный смысл заключается в том, чтобы посвятить себя домашнему очагу. Если кому-то этого всегда будет достаточно для счастья, то для меня – нет… Только не для человека той профессии, где потерянное время практики, тоже самое, что скамья запасных. Ведь существует большая вероятность, что, в конце концов, я просто выйду из игры…

Вот под давлением этой паники и сложившейся обстановки между мной и Абелем я и начала обзванивать больницы Финикса. Мне нужно было найти успокоение. Найти крючок, за который я смогла бы зацепиться и не утонуть окончательно! Все, что угодно, только бы не сидеть в ожидании вечера, чтобы провести короткое время за ужином рядом с ним, но в угнетающем молчании.

Да, Кристиан был еще маленьким, но в больнице существовали ясли для детей сотрудников. Я могла бы начать с щадящего графика, чтобы наверстать упущенное и показать свои амбиции! К тому же в Стоктоне я была ценным кадром и была вероятность, что администрация пойдет мне навстречу.

Но и здесь судьба решила не облегчать мне задачи…

Мне позвонили, когда Кристиан спал, а я вытирала пыль в зале. Незнакомый номер высветился на дисплее, но я не думая приняла вызов. Когда же разговор был окончен, я положила телефон на тумбочку, глядя немигающим взглядом в одну точку.

Мне отказали. Вежливо и обосновано. Это была уже третья попытка попасть в кадры медперсонала и, хотя я ожидала, что мало шансов на успех, именно этот звонок стал последней каплей для моей нервной системы. Потому что где-то внутри я надеялась. И я не была готова к тому, что даже в этом меня настигнет неудача.

Каждая мышца в теле натянулась струной, сгруппировалась. Я схватилась за края тумбочки и сжала зубы изо всех сил, чтобы не вырвался из груди вопль. Глаза наполнились болезненными слезами, по венам понеслось отравляющее чувство отчаяния, злости и я начала просто сотрясать тяжеловесную мебель, чтобы выплеснуть нахлынувшие эмоции. Это было неуправляемое состояние. Слишком долго копилось все внутри…

Под силой моих рук тумбочка рухнула на пол, вместе со всем, что было на ней, но мне этого оказалось мало. Я начала бить руками по стене, с яростными стонами, чувствуя облегчение от того, что испытываю тупую боль. Только стена под моими ударами в какой-то момент треснула и со звоном посыпалась на пол. И тогда я очнулась. Потому что поняла, что разбила зеркало. Своими руками, которые в свою очередь, теперь тоже были разбиты в кровь.

Губы затряслись от плача, когда я отступила от стены и устремила взгляд на красные дорожки, что сочились из порезов на ладонях. Отлично, Элия… Ты повредила самую важную часть тела, которая только может быть у хирурга!

Издав досадный вой, я упала на колени и начала тихо плакать, глядя как пропитываются кровью мои светлые штаны. А потом что-то заставило меня поднять глаза и всхлипы резко оборвались. Потому что взгляд застыл на фигуре, что заняла дверной проем.

Абель смотрел на меня в упор с хмурой тенью на лице, а я от растерянности даже забыла как дышать. Потому что в серых глазах увидела точное отражение своей боли. Зеркальную проекцию своего разбитого состояния! Будто бы блеск серебра надломился, и в нем отразилось что-то кроме безразличия. Даже страшно стало – взглянуть на себя со стороны…

Я опустила голову, стыдясь того, что он увидел мою слабость. Стыдясь того, что сорвалась, что позволила увидеть себя в таком свете. После бури всегда приходит осознание и сожаление.

В какой-то момент тяжелая подошва мужской обуви с хрустом ступила на разбитые статуэтки, что были разбросаны осколками возле меня. Но я была не в силах даже поднять голову. Только покосилась на ноги мужа обтянутые идеально выглаженными брюками, чувствуя запредельную слабость в каждой части тела. А в следующую секунду оказалась поднята над полом, в уверенных руках Абеля, который понес меня в неизвестном направлении. Так бережно… так участливо, будто сейчас я была такой же надломленной и хрупкой как разбитое стекло.

Он принес меня в ванную и только там поставил на ноги, остановившись возле раковины. Будто со стороны я видела, как включилась вода и как руки мужа начали терпеливо смывать кровь с моих ладоней. Тело до сих пор потряхивало, а с губ то и дело срывались всхлипы. В этом состоянии казалось, что все пороги обострились, хотя, скорее всего, просто прошла шоковая анестезия, и теперь каждое прикосновение давалось мне с болезненным стоном.

Как только Абель закончил, обернул полотенцем мои израненные ладони и снова взял на руки. Точно пушинку, он не спеша нес меня до самой спальни. Там уложил на кровать и, отыскав аптечку, принялся обрабатывать порезы. А я смотрела на него, не отрываясь. И все пыталась угадать, о чем он думает? Мужу еще не приходилось лечить мои раны… Как правило, это я его латала после перестрелок и драк.