Сам Медведь, потративший уже три гранаты, продолжал идти навстречу Горелым, несмотря на то, что вроде бы играл этим на руку им, а не себе, ведь они так и бежали ему навстречу, кто с холодным оружием, а кто вообще – с голыми руками, хотя у некоторых явно был виден огнестрел, висящий у кого на спине, у кого даже на груди! Словно они не убить его пытаются, а обнимать, пока пощады не попросит!
Медведь выстрелил снова. Сразу трое бегущих рядом Горелых словно врезались в невидимую стену и рухнули на землю, когда бегущие вперед них ноги вылетели из-под тел. Картечное облако встретило их пудовым молотов, и можно было уже наверняка сказать, что живых там не осталось.
А ведь суфлер прав – у Медведя осталось два выстрела. И пистолет. Перезарядить свою пушку он не успеет. А оставшиеся Горелые слишком рассеяны для того, чтобы адекватно накрыть их картечью. Я бы и сам до всего этого додумался, если бы хотя бы мгновение подумал в эту сторону, а не поражался тому, насколько безрассудны и бесстрашны эти люди. Спасибо суфлеру за подсказку.
Я взялся за отстрел крайних Горелых, которые были от Медведя максимально далеко и которых трудно, если не вовсе невозможно, было поразить картечью. Некоторые, получив пулю, тут же падали, некоторым лишь дергались, и продолжали бежать, и их снова приходилось бить по ногам, что было намного сложнее, чем бить в центр масс – на семерых Горелых я потратил весь остаток магазина, и, пока спешно перезаряжался, чтобы подстрелить последнего, представляющего опасность для Медведя, бросил быстрый взгляд на самого центуриона.
А он как раз отстреливал последнюю гранату, практически вплотную к двумя последним Горелым— едва-едва пять метров их разделяло! Не успевшая взвестись граната ударили прямо в одного из них, опрокидывая его на землю, а Медведь, не отнимая левой руки от тактической рукояти гранатомета, опустил правую к бедру, дернул из кобуры пистолет. Коротким движением наклонив гранатомет набок, Медведь положил сверху него вооруженную руку, как на упор, и несколько раз выстрелил в голову Горелого в упор – руки бесноватого уже почти вцепились в пистолет.
Я наконец закончил перезарядку, и поймал на мушку последнего оставшегося Горелого. Он действительно остался последний – кого я пострелял, кого Медведь свалил, – но одиночество его будто бы совершенно не трогало. Он продолжал бежать к Медведю, размахивая кривым тесаком и сверкая на солнце голым накачанным торсом, будто бы натертым маслом. Очень хорошо так сверкая, прямо яркое пятно на фоне окружающей серой растительности.
Прямо в это яркое пятно я и всадил две пули, ставя точку в этом странном, не похожем ни на что из того, к чему я был бы готов, бою.
Вернее, мне так показалось.
Потому что бегущий даже не снизил скорости, словно я промазал. Но я точно знал, что я не промазал – это просто невозможно было на такой дистанции. Создавалось ощущение, что я выстрелил холостыми, и даже возникло на мгновение желание дернуть затвор и рассмотреть выброшенный из патронника патрон, но я его тут же подавил – я же сам снаряжал магазины и прекрасно знаю, что патроны там совершенно нормальные – со стальной пулей, которая должна голое тело не замечать вообще!
Поэтому я выстрелил еще раз, послав в противника еще две пули.
И в этот раз я понял, что попал – Горелый едва заметно дернулся, сначала левым плечом, потом правым, словно я попал не в голую кожу, а в броню шестого класса!
Вот только после попадания в броню человек все равно падает и долго корчится от боли из-за заброневой травмы, а этот голый хрен как бежал, так и продолжает бежать!
Глава 4
– Медведь! – заорал я, продолжая вбивать короткие очереди по два патрона в бегущего Горелого. – Девять часов!
Но Медведь и без меня все видел. Трудно не увидеть бегущего прямо на тебя противника, когда до него остается всего пять-семь метров. И снова не успеть перезарядить гранатомет… А если и успеть – граната не успеет встать на взвод на таком расстоянии!