Абонемент на счастье + Бонус (СИ)

Врача я знал. Мы встречались несколько лет назад, после злополучной травмы. Именно этот человек категорически запрещал мне возвращаться в спорт. Имя доктора крутилось на языке, но вспомнить не получалось — это ужасно раздражало. Оставив попытки вспомнить имя, собрался спросить, что же произошло.

С трудом получается, второчить языком, но я все же выдавил из себя предложение. Врач никак не отреагировал на мои слова. Он наклонился надо мной, раскрыл мне одно веко, внимательно всматриваясь, затем то же самое проделал с другим глазом. Пришлось повторить вопрос.

— Кирилл, не пытайтесь говорить. После полученной травмы, как следствие — речевая деятельность нарушена. Но не стоит пугаться, думаю, через несколько дней к вам начнут возвращаться рефлексы, и речь потихоньку начнет восстанавливаться.

Слова врача испугали. Испугали так, что я хотел подорваться с кровати, но не смог. Я осознаю, что не могу двигаться, но ощущаю свое тело: чувствую покалывание в стопах, онемение конечностей, легкий зуд над правой коленкой. Но не могу пошевелить рукой, чтобы почесаться. Сердце бешено стучит в груди, отдается набатом в висках, нарастает гул в ушах, голова начинает, разрывается от боли.

— Инна, — краем глаза замечаю медсестру, которая тихо стояла у него за спиной, — два кубика…

Последней мыслью, прежде чем провалиться обратно в темноту, после ощутимого укола — стоила ли «Спарта» этих жертв? Не легче было его продать, чтобы не валяться сейчас овощем на койке?

При следующем пробуждении, доктор стоял возле меня со шприцем в руках. Пришлось несколько раз сморгнуть, прежде чем взгляд сфокусировался на нем. Но свое прежнее пробуждение я помнил отчетливо.

— Кирилл, вы сильный мужчина, и такого поведения от вас я не ожидал, — спокойно, но недовольно произнес врач. В сознании всплыли его слова о нарушении речи. Вспомнил, как не удалось подняться, чувство беспомощности и дикий страх сразу же стали возвращаться.

— Если вы сейчас вновь заставите меня сделать вам успокоительное, я так и продержу вас на них до конца выписки. Но есть другой вариант, вы сначала меня выслушаете, а затем решите, стоит ли себя так вести, — резко проговорил он. Но именно этот тон подавил волну паники, поднимавшуюся к самому горлу.

Пододвинув стул к кровати, он сел возле меня. Поднес к моему лицу шприц так, чтобы я хорошо смог рассмотреть в нем два кубика прозрачной жидкости.

— Это я пока отложу, надеюсь, он нам больше не понадобится?

Сведя вместе брови, врач внимательно смотрел на меня. Разговор начинать не спешил. Не знаю, чего он ждал, но только когда пауза затянулась, и мне удалось с трудом совсем немного кивнуть, шприц доктор отложил в сторону.

Дальше Вадим Павлович (наконец-то мне удалось вспомнить его имя), долго говорил, а я внимал. Хорошо, что слышать не разучился! Говорил он четко и по делу, не пытался приправить правду напрасными надеждами, но и краски вокруг моего состояния не сгущал. Усвоил я четко одно: речь ко мне вернется постепенно. Леченье и занятия со специалистом будут этому не мало способствовать, но многое зависит и от моего настроя. Чем больше усилий и упорства я буду предпринимать, тем скорее заговорю и встану на ноги. А персонал больницы мне в этом поможет. Тут как в спорте, задача ясна, цель поставлена, и ее стоит выполнить, чтобы добиться результата.

— Никаких последствий остаться не должно — это я вам как лечащий врач уверенно заявляю. Вы сможете полностью восстановиться. Кирилл, вы обязаны нам в этом помочь. Если вы сейчас сдадитесь, все наши усилия могут оказаться напрасными. Вы же спортсмен боритесь, не сдавайтесь.

Когда я плакал последний раз? Даже не помню, в детстве, наверное, а сейчас глаза защипало. Пришлось прикрыть веки и подождать, когда растерянность отступит. А мерзкое чувство жалости к себе, одновременно вязкое и хлипкое погибнет в зародыше, и никогда больше не поднимет головы.

Я не позволю себе сломаться! Выстою! Этот бой я обязательно выиграю. На эту жизнь у меня грандиозные планы. Я не позволю одной неудачи, помноженной, на глупость исковеркать мое будущее.

— Я могу на вас рассчитывать?

Не знаю, какие перемены он увидел во мне, но его тон стал другим. Тень улыбки проскользнула в уголках его губ. Кивок давался мне с трудом, но я заставил себя опустить голову к груди и поднять ее.

— Вот и славно. Значит, завтра вас переведем в палату. Там вас уже заждались.

Спросить я, к сожалению, не мог, кого имел врач, но подозревал, что мама, наверное, от беспокойства сходила все это время с ума. А Ксюша? Все ли с ней в порядке? Переживает, беспокоится или уже забыла обо мне? И сколько времени интересно я провалялся в реанимации?

Глава 17

Кирилл