Абонент доступен

Вот что по-настоящему пугало, так это его предусмотрительность.

– Я продолжу, ладно? – Он затянулся. – Из больницы мы поехали прямо ко мне. Бедный Саша! Он был как вареный лук. Нажми на него пальцем, и он превратится в мутную бесцветную жижу. Испуганный и готовый на все – вот таким я его увидел. Не борец, не мужчина, не мальчик, но человек. Это прежде всего. Я не желал получить сопротивление, не хотел брать силой. Я хотел помочь. Предложил ему остаться и ничего за это не взял. Подарил пижаму и вручил ключ от библиотеки. Он был счастлив, Таня, но он так долго боялся радоваться. Я это видел. Я это чувствовал.

Все это я уже от него слышала. Сегодня утром, на кухне. Только мне и в голову не пришло, что рассказ ведет не тот, кем я его считала и кого хотела спасти, а тот, кого считают мертвым. Но перебивать Долгова в мои планы не входило. Если говорит, значит, и у меня есть время, а там посмотрим.

– Я предложил ему выступать вместо себя, ведь я до того момента не делал этого ни разу. Иногда только, растирая кому-то спину, мог поупражняться в ораторском искусстве. Ну и еще кое в чем.

– В чем ты упражнялся?

– В чтении мыслей, например.

– И как оно? – не удержалась я от ехидства. – Получалось?

Мою реакцию Долгов предпочел не заметить.

– Ты знакома с теорией, в которой говорится, что о человеке можно узнать абсолютно все и даже больше, всего лишь наблюдая за ним? – спросил он.

– Я читала Конан Дойла, – ответила я. – Руки болят.

– Сэр Артур Конан Дойл писал о другом – о важности деталей и внимании к мелочам. Остальное было делом техники. Я же отслеживаю иное. Это повороты головы, покачивание ногой, реакция на услышанное. Человеческое тело рассказывает о том, что мы храним внутри себя. И я сейчас не о печени или селе- зенке.

Мама мне подарила книжку на день рождения. Мне исполнилось, кажется, восемь. Какие-то рассказы, уже не помню автора. В одном рассказе шла речь о девочке, которая очень хотела научиться летать. Она постоянно махала руками, словно крыльями, и всех этим бесила. Однажды улетела и не вернулась. Не помню почему. Но помню, что там кто-то спрашивает: «Как же так, почему вы не сказали мне, что она умеет летать?» – «А мы и не знали». – «Как же вы не знали, если она постоянно размахивала крыльями?» И я про ту летающую девочку прям задумался. Тогда-то у меня и появилась первая догадка о том, что каждый человек подает скрытые знаки миру. Их всего лишь нужно научиться читать.

Саше я сказал, что хочу сделать его знаменитым и богатым, а сам останусь в тени. Буду руководить. Его даже уговаривать не пришлось. Доверчивым был и глупым.

На афишах ты видела только его, меня нигде нет. Я всегда был в тени, меня не замечали. Но между нами всегда присутствовала связь. Нет, я не о той самой, я о приборах. Маленькие переговорные устройства, прикрепленные к одежде. Я мог слышать каждое его слово, находясь в сотне метров. Если мне что-то не нравилось, я всегда мог сделать ему замечание или продиктовать правильный ответ. Его микрофон был закреплен за ухом.

– Лицо не засветил, какой молодец, – похвалила я. – А теперь сними наручники, потому что мне очень больно.

Долгов некоторое время с интересом рассматривал меня с головы до ног.

– Ты очень красивая, Таня, – наконец изрек он. – Но не проси меня снять наручники. Не трать свое и мое время. Я могу снять с тебя что-то другое, хочешь?

– Нет.

– Я так и думал. Продолжу?

Я не ответила.

– Я всегда был рядом. Далеко или близко, постоянно на связи, готовый помочь и поддержать. Впрочем, Саша и без меня до поры до времени прекрасно справлялся.

– Неплохо вы продвинулись, – заметила я. – Но Саша не умел обманывать людей, как это делал ты, верно? Он просто играл, притворялся тобой. Как же ему удавалось разыгрывать целые спектакли во время частных встреч?

– А то ты не знаешь. Нам помогали. Мне. Мне помогали. Потому что все они работали на меня.

Он нехорошо улыбнулся, и мне впервые за время этой исповеди стало страшно.

– Процесс был идеально срежиссирован. Я установил железные правила. Только тотальный контроль и позволял мне управлять членами команды. Понятное дело, что Саша в любой момент мог сесть в лужу, если бы клиент поднял тему, в которой он не разбирался. Я быстро заделал эту прореху. Мы стали записывать людей на сеансы за две или три недели. Этого срока вполне хватало на то, чтобы собрать о человеке достаточно информации. Саше оставалось пробежаться по тексту и пресекать все неловкие вопросы клиента. Это у него получалось от- лично.

Знаешь, когда он был у той женщины, которая прекрасно знала о любовнице своего мужа и об их общей дочери, ему вдруг стало плохо. По-настоящему плохо. Нервное истощение плюс алкоголь, который я даже перестал от него прятать – это было бесполезно. Я ждал его в машине, слушал, как и что он говорит. Не знаю, что случилось. Может, на него что-то подействовало. Духота? Или словил воспоминания из детства? С чего бы так вдруг?

«Пожаров бы тебе на лице объяснительную написал, – подумала я. – Если бы он до тебя добрался, то переломил бы тебя о колено – настолько он тебя не любит».