Аборигены галактики

То, что дверь взломана, Коршунов видел и сам. Примитивно, грубой силой выбиты все замки – и кодовый цифровой, и дактилоскопический, и механическая задвижка. Дор Каррохос заботился о собственной безопасности. Но это его не спасло.

– Мы спешили, – понял его взгляд милицмейстер.

– Если из дому никто не выходил, значит, убийца до сих пор здесь?

– Нет, когда мы пришли, живых в доме не было.

Тимуру осталось только хмыкнуть на такое утверждение.

Частые бомбежки и артобстрелы приучили ракшасов оборудовать спальни на первых этажах домов, – поближе к подвалам и убежищам. Эта традиция настолько закрепилась, что даже те, кто родился и вырос на Земле, не могли от нее отказаться. Дом Дора Каррохоса в этом походил на все прочие. Первой шла спальня старшей жены бургомистра. Женщина умерла в кровати, во сне, – болт торчал у нее из затылка, так что яд оказался избыточным дополнением. Затем была пустая комната с разбросанной постелью – наверняка спальня второй жены. Затем – спальня самого Каррохоса.

Яд синей жабы действует быстро, но не мгновенно. Бургомистр не только успел проснуться, но и бросился на своего убийцу. Он лежал посреди комнаты навзничь, широко раскинув руки. Два болта попали ему в живот, один – в грудь. Конечно, все три раны были смертельны. Но убийца, не доверяя яду, выстрелил еще дважды – в глаза. Стрелял в упор, в уже упавшую, агонизирующую жертву. Вряд ли наемный убийца поступил бы так. С Дором Каррохосом расправился тот, кто его ненавидел. Или те.

Тимур вышел из комнаты, уступив место криминалистам чрезвычайки. Поинтересовался у поджидавшего его в коридоре милицмейстера:

– А откуда вы, собственно, узнали о случившемся?

– Пока убийца стрелял в Дора, младшая жена успела подать сигнал дежурному в милицейский участок, – в углу за кроватью замаскирована тревожная кнопка. Дежурный сразу перезвонил бургомистру, но коммуникатор не отвечал. Тогда он вызвал меня. Мы приехали, вскрыли двери… Остальное вы знаете.

– Младшая жена? И где она?

– Там, где ее застрелили. За кроватью.

Обругав себя за невнимательность, Коршунов быстро вернулся в спальню. В комнате в самом деле было не одно тело, а два. Женщину он не заметил под взбитым в ком громадным толстым одеялом. Она свалилась в узкую щель между кроватью и стеной и застряла там, худенькая, миниатюрная, как ребенок. На запястье вытянутой руки не было еще ни одного кольцевого шрама, обозначающего число рожденных детей. Скрюченные пальцы прочертили ногтями бороздки от едва заметной квадратной кнопки.

Коршунов осторожно убрал одеяло. Видимо, киллеру оно тоже помешало как следует прицелиться: болт застрял в плече жертвы. Если бы не яд, рана была бы не смертельной. Даже легкой для живучих ракшасов.

Скрюченные пальцы едва заметно вздрогнули.

– Она жива! – поспешно крикнул Коршунов. – Жан, сюда!

Врач мгновенно оказался рядом. Приложил к ране диагноста. Нахмурился. Туземный лекарь тоже заглянул в комнату. Возразил:

– Она уже не жива. Нет противоядия.

Врач развел руками:

– Он прав, мы ей ничем не можем помочь. Я вообще удивляюсь, что она до сих пор дышит. Должно бы из-за того, что крупные кровеносные сосуды не задеты, яд медленно распространялся. Если бы ее сразу отправили в больницу, на переливание крови…

У Тимура кулаки сжались сами собой. Он шагнул к милицмейстеру.

– Как скоро после сигнала вы были на месте?

– Около пяти земных минут.

– И вы не заметили, что она жива? Почему вы не доставили ее в больницу?!

– Зачем? Она не представляет ценности.

Он был искренне удивлен. Коршунову захотелось врезать в его квадратную челюсть. Бесполезно, не поймет. Как и большинство из них.

Он вернулся к женщине, осторожно взял ее, уложил на постель. Спросил у врача:

– Вы можете привести ее в сознание?

– Да, но это ее убьет. – Врач встретился взглядом с Коршуновым, смутился: – Извините, старший инспектор, я сказал глупость.

Приложил к шее женщины инъектор. С полминуты ничего не происходило. Затем веки ее дрогнули, поднялись. На Коршунова глянули светло-серые, вполне человеческие глаза.

Он склонился к женщине, заговорил, четко выговаривая слова на языке черных ракшасов, – надеялся, что не ошибся с национальностью:

– Ты видела, кто стрелял? Ты его узнала?

Милицмейстер каркнул себе под нос. У ракшасов это означало смешок. Презрительный.

– Что она может понимать? Это же не человек, женщина!