Аборигены галактики

Слева басовито гавкнули. Здоровенный черно-рыжий пес, потомок медаленосных немецких овчарок и не знающих родства двортерьеров, выскочил на дорожку. Узнал молодого хозяина, завилял хвостом.

– Джек! Псина ты моя хорошая! – Тимур присел, протянул руки.

Джек тут же подскочил к нему, радостно заскулил, лизнул ладонь, попытался ткнуться черным холодным носом в щеку, был остановлен, обнят за шею.

– Джек, знакомься, это Росянка… эээ… для тебя – Роса. Она друг. – Коршунов поспешил успокоить девушку: – Он не укусит, только обнюхает, чтобы запомнить.

Однако обнюхивать гостью Джек не спешил. Издали потянул носом воздух, посмотрел на хозяина. Еще разок лизнул пальцы. И, высвободившись из объятий, унесся обратно в сад по своим собачьим делам.

– Обычно он слово «друг» с первого раза понимает, – пояснил Тимур, выпрямившись и отряхивая ладони. – Сегодня какая-то вожжа под хвост попала.

Девушка развела руками:

– Наверное, он индейцев никогда не нюхал.

– Это уж точно.

Они прошли еще немного, туда, где посыпанная розовым гравием дорожка сворачивала под прямым углом направо. Здесь сад расступался, открывая аккуратный двухэтажный домик с балкончиками, мансардой и небольшой террасой.

– Это ваше родовое стойбище… то есть поместье? – поинтересовалась Утренняя Роса.

– Угу, поместье, можно и так сказать. Родовое – это точно. Коршуновы в Приазовье и Луганских степях не знаю даже, сколько веков живут. Пошли, пошли, они нас уже увидели!

И правда, навстречу им из-за дома шел высокий крепкий мужчина. Черные кудрявые волосы его были чуть тронуты сединой на висках. И борода была такой же двухцветной, черно-седой. Довершали красочный портрет карие глаза, густые брови и орлиный нос. Одет он был по-домашнему – мягкие вельветовые брюки и клетчатая рубашка с закатанными по локти рукавами.

– Мать, где ты там?! – крикнул он, проходя мимо крыльца. – Гости уже прибыли!

Дверь в дом тотчас распахнулась, выпустив небольшую худенькую женщину в ярко-зеленом фартуке поверх серого платьица. Светлые волосы ее были завязаны в тугой пучок.

– Ну здравствуй, сынку! – Мужчина подошел к Тимуру, крепко пожал руку, затем и обнял за плечи.

– Тимушка! – Женщина подбежала следом, обвила шею сына руками, прижалась к груди. Они были так не похожи друг на друга, но Тимур умудрился унаследовать им обоим: от отца взял черты лица, от мамы – телосложение и волосы.

– Знакомьтесь! – Тимур чуть отстранился, повернулся к спутнице. – Утренняя Роса, моя невеста. Альберт Ринатович, Елена Олеговна, мои папа и мама. Прошу любить и жаловать.

– Здравствуйте, – робко проговорила медеанка.

– Кхм… – Альберт Ринатович прокашлялся вместо ответа.

– Здравствуйте, – Елена Олеговна не удержала вздох. – Очень приятно. Тимур, что же ты не предупредил, что вы уже летите? Я и стол не накрыла!

– Мама, успеешь накрыть. Я пока Росе дом покажу.

– Конечно, конечно, проходите. – Уже на пороге она окликнула сына: – Тимушка, а накрывать-то где? В зале или как обычно?

– Как обычно, мама, как обычно: на террасе. Пусть гостья на сад полюбуется.

В доме Коршунов вновь взял девушку за руку, повел сквозь анфиладу комнат, объясняя:

– Это – гостиная, мама ее «залом» называет. Там – кухня, она же столовая, там – родительская спальня, там – ванная, там – «удобства», это… О!

Он остановился перед стеной, сплошь увешанной портретами:

– Это наш «иконостас». Дедушки, бабушки, прабабушки, прадедушки… – Тимур ткнул пальцем в большую голографию с группой людей: – Помнишь, я тебе о бабушке Регине рассказывал? Вот она посередине. Рядом отец, мама, дядя Давид, дядя Марсель, тетя Лилия… в общем, все наше большое племя Коршуновых. Пошли на второй этаж, я тебе свои «апартаменты» покажу.

Ему пришлось дважды повторить приглашение. Утренняя Роса пристально вглядывалась в лицо пожилой женщины на голографии.

На середине лестницы медеанка внезапно остановилась.

– Скрипит!

– Ступенька? Еще бы! Дом-то старый, двести лет почти. Еще мой прапрапрадед строил.

– Двести лет – старый, – тихо повторила Утренняя Роса.

На втором этаже знакомство с домом продолжилось:

– Там – кабинет отца, там – мамина мастерская, это Римкина комната. А вот это – моя. – Тимур открыл дверь, приглашая войти. – Здесь мое детство и прошло. Видишь, все по-старинному, отец эмпатические изыски не признает. Говорит: «То для городских квартир баловство. А в деревенском доме все должно быть крепко, основательно».

В комнате и в самом деле мебель была основательная: массивная деревянная кровать, деревянный письменный стол, два стула, комод. Единственные уступки технологическому прогрессу – гардеробный шкаф в углу, коробка терминала Большой Сети на столе да кассеты с кристаллофильмами на стеллажах.

Там же, на стеллажах, выстроились в ряд, поблескивая любовно начищенными боками, бронзовые, серебряные, золотые кубки. Рядом с ними висели медали на разноцветных лентах.

– Это мои «значки», – сконфуженно сообщил Коршунов. – Я с шести лет форсблейдером занимаюсь. «Спортивный мальчик».

– Ты сильный, – признала Утренняя Роса.