Аборт. Исторический роман 1966 года

Время от времени самолет подбрасывала в небеса невидимая лошадка, но меня это не волновало: я влюблялся в 727-й авиалайнер, мой небесный дом, мою воздушную любовь.

Пилот или какой-то другой мужской голос сообщил, что если мы посмотрим в окно, то увидим огни Фресно, а через 3¹/₂ минуты начнутся огни Салинаса.

Я уже ждал Салинаса, но в самолете что-то произошло. Десять лет назад одна из женщин опрокинула свой лак для ногтей на кошку, отвлекшись на это, я на миг оторвался от окна и пропустил Салинас, поэтому решил для себя, что Салинасом был мой талисман.

Покровитель абортов

Мы уже заходили на посадку в Сан-Франциско, когда женщины закончили свою беседу о лаке для ногтей.

-- Да я лучше умру, чем выйду из дома без лака для ногтей, -- сказала одна.

-- Ты права, -- сказала другая.

До посадки оставалось три мили, и я не мог разглядеть крыла, что черным шоссе вело к моему талисману. Казалось, мы будем садиться без крыла -- с одним талисманом.

Ах -- крыло, как по волшебству, возникло снова, едва мы коснулись земли.

Повсюду в терминале были солдаты. Будто здесь встала на постой целая армия. Увидев Вайду, они посходили с ума. За то время, пока мы шли по аэропорту к оставленному на стоянке фургону, армия Соединенных Штатов выработала три тонны спермы.

Гражданское население тоже не осталось в стороне -- похожий на банкира человек столкнулся с женщиной восточной наружности и уронил ее на пол. Та довольно сильно удивилась -- она только что прилетела из Сайгона и никак не ожидала в Америке таких приключений.

Увы, еще одна жертва Вайды.

-- Переживешь? -- спросила Вайда.

-- Надо загнать твои чары в бутылку, -- сказал я.

-- Шипучка Вайды, -- сказала она.

-- Как ты себя чувствуешь? -- спросил я, обняв ее.

-- Хорошо, что уже дома, -- ответила она.

Международный аэропорт Сан-Франциско изображал автоматизированный дворец «Плэйбоя», которому хотелось делать для нас то, к чему мы еще были не совсем готовы, в тот момент я почувствовал, что международный аэропорт -- наш первый дом после Тихуаны.

Кроме того, я рвался в библиотеку, к Фостеру.

Статуя Буфано мирно ждала нас, но мы все равно не могли понять, зачем к огромной пуле, как боеголовки, прицепили таких странных людей.

Когда мы сели в фургон, я подумал, что хорошо бы поставить статую Покроовителю Абортов, кем бы он ни был, -- где-нибудь на автостоянке, чтобы ее видели тысячи женщин, отправляющихся в то же путешествие, из которого только что вернулись мы с Вайдой: в Царство Огня и Воды, в расчетливые руки доктора Гарсии и его мексиканских помощников.

Слава богу, фургон отнесся к нам очень лично и по-человечески. Запахами и привычками фургон копировал Фостера. После путешествия по истории Калифорнии вновь оказаться в фургоне -- очень здорово.

Я положил руку Вайде на колено -- там она и оставалась все время, пока ехала за красными огоньками машин, розами сиявших нам по дороге в Сан-Франциско.

Новая жизнь

Мы доехали до библиотеки и первым, кого увидели, оказался Фостер -- он сидел на ступеньках в своей традиционной майке несмотря на холод и темноту.

В библиотеке горел свет, и я не понял, чего ради Фостер сидит на ступеньках. Мне показалось, что это неправильный способ присматривать за библиотекой.

Фостер встал и помахал нам своей большой дружелюбной лапой.

-- Привет вам, странники, -- сказал он. -- Как дела?

-- Прекрасно, -- ответил я, выбираясь из фургона. -- Что ты здесь делаешь?

-- Как моя малышка? -- спросил Фостер у Вайды.

-- Здорово, -- ответила та.

-- Почему ты не в библиотеке? -- спросил я.

-- Устала, милая? -- спросил Фостер у Вайды. Он нежно обхватил ее рукой.

-- Немного, -- ответила она.

-- Ну, так и должно быть, это ненадолго.

-- Библиотека? -- спросил я.

-- Хорошая девочка, -- сказал Фостер Вайде. -- Как же я рад тебя видеть! Ты выглядишь на миллион долларов мелкой монетой. Какое зрелище! -- И он чмокнул ее в щеку.

-- Библиотека? -- сказал я.

Фостер повернулся ко мне.

-- Извини, -- сказал он и повернулся к Вайде. -- О, какая девочка!

-- За что ты извиняешься? -- спросил я.

-- Не беспокойся, -- сказал Фостер. -- Все к лучшему. Тебе нужно отдохнуть, поменять обстановку. Так будет даже лучше.

-- При чем здесь лучше? Что происходит?

-- Н-ну, -- сказал Фостер. Он обнимал Вайду, а та смотрела снизу вверх, пока он пытался объяснить, что происходит.

На его лице появилась легкая улыбка и, пока Фостер рассказывал, становилась все шире и шире:

-- Ну, стало быть, так. Сижу я, присматриваю за твоим дурдомом, и тут с книжкой заходит эта дама, и она...

Я перевел взгляд с Фостера на библиотеку, откуда светил дружелюбный свет, и через стеклянную дверь увидел, что за столом сидит женщина.

Лица я не разглядел, но понял, что и сама женщина, и силуэт ее выглядят совсем как дома. Сердце и живот начали творить у меня в теле какие-то странные штуки.

-- Ты хочешь сказать?.. -- спросил я, не в состоянии подобрать слова.

-- Вот именно, -- ответил Фостер. -- Она сказала, что то, как я обращаюсь с библиотекой, -- стыд и позор, что я неряха, и отныне она берет дело в свои руки: большое спасибо.