...
P. S.
Хотела дать тебе еще один рецепт. Но забыла. Мы искупались, и пока К. что-то переводит, я тебе его напишу. «Бозбаш эчмиадзинский». Купи грудинку баранины, нарежь ее на кусочки, залей водой и вари в кастрюльке под крышкой на малом огне, снимая пену. Когда она чуть сварится – так, наполовину, вынь из бульона и поджарь на сливочном масле. Поджаренные куски баранины залей процеженным бульоном, добавь туда поджаренный репчатый лук, картофель и баклажаны, стручки фасоли, нарезанные поперек, перец. Вари до полной готовности, потом добавь помидоры (нарежь ломтиками), кинзу, базилик, укроп и петрушку, можешь влить грамм пятьдесят коньяку (это Каринэ не говорила, я так предполагаю, не помешает!!!) – и на стол. Приготовь к нашему приезду – а?!?! Так хочется вкусно поесть, поболтать с тобой и выпить чуть-чуть.Пока никаких новостей… Жду…
Твоя И.Рабочий Уголок, Крым.
* * *
Такое событие надо было отметить. Вообще-то Николай не пил не только потому, что занимался спортом, а занимался он спортом серьезно и упорно, как, впрочем, делал всё, что как-либо касалось его профессии: по самбо он имел первый разряд, по лыжному спорту перед самым окончанием Высшей школы выполнил норматив кандидата в мастера. Не пил, прежде всего, так как омерзителен был ему вид пьяного человека – смешной, нелепый, глупый, и, главное, агрессивно-беспомощный, еще больше не любил он пьяные компании, беседы плохо соображающих и невнятно говорящих людей – в таких компаниях ему приходилось бывать часто, но он почти не пил, делая вид, что пьет и находится в таком же плавающем состоянии, как и все остальные. Да и не нравился ему вкус крепких алкогольных напитков. Если уж и выпить, то хорошего вина, скажем, Киндзмараули или Твиши… Вот и зашел он в магазин к Гургену Ильичу и взял бутылку Ахашени – ничего другого у его негласного коллеги не было.
Это было вчера. Сегодня же с утра, обложившись увесистыми книгами, собственными выписками и материалами «Дела», он начал внимательно читать следующее письмо.
«Теперь о “неисповедимости путей Господних”. Ты прав: логика приятия и неприятия до дела
не понятна и не прогнозируема. Почему сразу – a priori – возлюбили принцессу Ангальт-Цербстскую, и отторгли принца Голштейн-Готторпского, понять не могу. По делам – понимаю, до — нет. В чем не согласен, а вернее, сомневаюсь: ты напрасно напрямую сравниваешь Петра Ульриха с Павлом. Сходства, конечно, есть, но различий несравненно больше».Николай глубоко вздохнул и задумался. «Боже, о чем люди думают!» На подоконнике о чем-то оживленно спорили два воробья. На крыше дома, что на противоположной стороне Литейного, мужик безуспешно пытался установить телевизионную антенну. Подумалось: «Мне бы их заботы…» К кому это относилось, было непонятно: к воробьям, мужику на крыше или автору письма. «Впрочем, действительно, их заботы – мои заботы… Продолжим…»
«1. Ты утверждаешь
: «Прежде всего, их сближает ориентация на Пруссию».Отвечаю
: Отчасти. Степень и причины подобной ориентации у отца и сына были принципиально различны. У Петра III эта ориентация – не только и не столько на Пруссию, сколько на Швецию – была доминирующим стимулом организации внешней политики, да и внутренней жизни. Но как могло быть иначе: ведь он был внуком не только Петра, но и Карла. И трон ему был уготован, прежде всего, шведский, а в России он оказался не по своей воле. И, в общем-то, делает честь этому неумному, вздорному, капризному «взрослому ребенку» то, что он был цельной натурой – коль скоро привили ему любовь к лютеранству, то бесполезно было тянуть его в православие, коль скоро сделали из него патриота в Швеции, где он должен был править, то нечего удивляться, что не любил он, мягко говоря, Россию. Более того. Суеверно – провидчески полагал, что ждет его в этой стране погибель! «Цвет» не менял, «шкуру» не сбрасывал ради трона, ради «паблисити». Жинка его ничем не брезговала… Не люблю я Екатерину, уж прости ссыльного чудака. Это, впрочем, к слову. У Павла же пруссофильство носило случайный характер и выявлялось лишь в некоторых, хотя и важных аспектах военных преобразований.