Абреки Шамиля (СИ)

— Прости меня Ирэн, но сегодня я не смогу пойти с тобой на Невский проспект, — потупившись, признался подружке Захар. Он пошаркал подметкой ботинка по паркету, заложил руки за китель с начищенными до блеска пуговицами.

— Почему не сможешь? — со слабым шведским акцентом поинтересовалась у него девушка.

Она стояла перед ним в форменном коричневом платьице немного ниже колен, с кружевными воротничком и нарукавничками, в чулках коричневого цвета с белыми носочками поверх них и в коричневых ботинках на толстой подошве. Светлые волосы были аккуратно подстрижены и уложены в простенькую прическу, на худощавом бледноватом лице играл задорный румянец, который гармонировал с полноватыми розовыми губами. В широко расставленных голубых глазах с длинными темноватыми ресницами над ними отражалось заботливое внимание к собеседнику.

— Почему, Захар? У тебя появилось какое–то дело? — чуть качнувшись вперед, повторила вопрос девушка.

— Я должен заскочить к товарищу и обменяться с ним конспектами на завтрашнюю лекцию, — не поднимая взора, соврал Захар.

— Ты плохо знаешь предмет?

— Это ему нужна моя помощь, чтобы он получше усвоил урок.

— Если парень лентяй или лоботряс, то учить его бесполезно.

— Я знаю, Ингрид, но я уже пообещал.

— Хорошо, я уважаю твою позицию, — немного подумав, согласилась подружка.

И пошла домой. Проводив ее задумчивым взглядом, Захар тоже засобирался в общежитие.

Последний месяц весны близился к завершению, вместе с ним надвигалась пора расставания с учебой, на долгих шесть лет заковавшая студентов всех мастей в самые крепкие в мире кандалы — бумажные. Корпуса университета, в котором учился Захар Дарганов, расположились сразу за Михайловским замком, воздвигнутым недалеко от Летнего сада. Сам замок через площадь теперь представлял из себя народное достояние, он был со шпилями на центральных башнях, со сдвоенной колоннадой у главного входа и с государственным флагом над ней. Из него до последнего момента правил страной император Павел Первый, тайный член масонской ложи. Тот самый, который не прочь был променять всю Российскую империю на мундир лейтенанта прусской армии и которого придушили в его покоях его же приближенные, приверженцы старинного уклада жизни на Руси, осатаневшие от иноземных выходок самодержца. Они не переводились, эти патриоты, со времен Ивана Грозного вводившие то опричнину против своего же народа, то устраивавшие стрелецкие бунты и подбивавшие Алексея, сына Петра Великого, на измену батюшке. То грозившие Екатерине Второй заговором теперь против нее самой, какой она в начале своей карьеры учинила законному своему мужу Петру Федоровичу.

Зато в университетских корпусах было посветлее, нежели в трехэтажном дворце. В коридорах с полукруглыми потолками светились газовые рожки, в аудиториях по стенам теплились медные канделябры со множеством фигурных разветвлений. И когда пасмурная «водьская» погода нудной моросью затопляла город, построенный на болотах и на костях подневольных людей, в залах вместе с канделябрами и рожками вспыхивали ажурные под потолками хрустальные люстры, величием и помпезностью не уступающие михайловским из императорских покоев. И тогда казалось, что несмотря на вечно дождливые за окнами пейзажи, на занудливость учения и на постоянную у студентов нехватку карманных денег, весь мир вокруг светился радостью и сочился благостью.

А лишних денег Захару и правда никогда не хватало, хотя столица поражала дешевизной своих товаров каждого посетившего ее. Курица тянула на пять копеек, за рубль можно было купить почти полтора пуда телятины, а лучшая квартира из восьми или десяти комнат в лучшем районе города стоила не дороже двадцати рублей в месяц. Да что далеко ходить, когда дворец графов Воронцовых — Дашковых или Румянцевых, не уступавших архитектурным величием Шереметевскому на Фонтанке или Потемкинскому «Конногвардейскому дому» на Воскресенском проспекте, больше известному как Таврический, весь можно было снять в наймы за три с половиной — четыре тысячи рублей, пока их владельцы разъезжали по европам. В таком примерно доме, только недалеко от Большого театра, воздвигнутого на правой стороне Николаевского канала, рядом с Матросской церковью, жила студентка последнего курса исторического факультета университета шведская девушка Ингрид Свендгрен, будущая невеста Захара. Родители ее, подданные шведского короля Жана Батиста Бернадота, родоначальника династии Бернадот, занимали в том дворце комнаты, они происходили из древнего рыцарского рода, берущего начало еще из германских племен, когда те населяли территорию Швеции. На острове Святого Духа близ Стокгольма, столицы объединенного с Норвегией королевства, у них был построен родовой замок.