Абреки Шамиля [СИ]

— Господин сотник, попрошу со мной не спорить, а исполнять то, что приказал старший по званию, — коротышка вытащил из кармана армейских штанов большой носовой платок и промакнул им вспотевший лоб. — И не забывайте, что это не мой батальон придан вашей сотне казаков, а совсем наоборот. Идите, батенька.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие, — приложил руку к папахе Дарган. Уточнил. — Тогда казаков я из засады снимаю, потому что на их место придут ваши солдаты.

— Можете оставить с десяток своих людей, ведь вы же нашли ту полянку… А впрочем, не надо, спасибо за службу.

Несколько дней армейская часть жила мирной жизнью, по всей округе не было зарегистрировано ни одного разбойного нападения. Но подполковник не решался трогаться дальше, не расправившись с бандитами. Место тайной их стоянки было окружено плотным кольцом солдат, открытыми остались лишь подходы к нему. Но абреки как сквозь землю провалились. Да и кто бы сунулся на ту поляну, когда пехотная засада была видна за версту. Дарган снял почти всех казаков, кроме четверых наблюдателей — по одному на каждую сторону света, приказав в случае чего немедленно дать знать лично ему. Угнездившись на вершинах деревьев, терцы замаскировались так, что даже матерые бирюки под теми стволами без опаски метили свои территории.

И гром не заставил себя ждать. К концу солнечного дня, когда начали расплываться летучие тени, а от теплого сырого воздуха клонило ко сну, к поляне выдвинулись несколько групп абреков. Они оставили коней за кромкой леса, обмотали ноговицы тряпками и приближались к засаде со всех сторон, двигаясь между деревьями бесшумными привидениями. Разбойников казачьи разведчики заметили вовремя, они открыли стрельбу, одновременно отходя к кольцу поляны. Их лошади были спрятаны в небольшой ложбинке, оказавшейся теперь за спинами наступающих, и добраться до них стало невозможно. Но предупреждение прозвучало слишком поздно, с яростными криками горцы набросились на солдат. Началась кровавая свалка. Крики, вопли, ругань, хряск костей, редкие выстрелы со звоном булатной стали — все слилось в один сплошной гул, принявшийся заполнять лес. Бой набирал смертельные обороты. Солдаты выставляли вперед штыки, отбивались саблями и палашами, они стремились сплотить ряды и образовать живую стену, как их на полигонах учили отцы командиры. Но все было тщетно, стволы и сучья мешали нанести прицельные удары, ветви как живые выбивали сабли из рук, а деревья накрепко зажимали вязкими древесными тисками острые штыки, делая солдат беззащитными. Абреки снежными барсами скользили от одного пехотинца к другому, вступая с ними в короткую схватку, и те, привыкшие к штыковым атакам на равнинных просторах, не выдерживали натиска, открытой грудью — по русски — бросаясь на разбойников. Лишь терцы вертелись куницами, попавшими в капканы, успевая защитить себя и помочь солдатам, потерявшим оружие. Они образовывали перед собой шашками стальной круг, не подпуская врага до тех пор, пока поверивший в их искусство русский воин не подбирал саблю или винтовку и не вступал в поединок снова. Скоро под командой казаков организовалось четыре устойчивых очага сопротивления, они постепенно начали сливаться в один оборонительный круг. Горцы, не знавшие доставшихся русским от римлян приемов, по прежнему хаотично наскакивали на защитников, мешая друг другу. С искаженными яростью лицами и с разодранными в криках ртами, они по нескольку человек кидались на ощетинившиеся оружием группы солдат и отскакивали назад, едва успевая увернуться от длинных штыков или сабель.

Наконец все четыре группы защитников собрались в один тугой кулак, но он был настолько мал, что абрекам не составило труда окружить его со всех сторон, методично выбивая из рядов то одного, то другого воина. Покрасневший от крови снег вокруг усеяли убитые солдаты в пехотном обмундировании, среди которых редко попадались трупы горцев в черкесках и в бешметах. И когда пик боя достиг своей критической точки, один из казаков с урядницкими погонами крикнул что–то юнцу с едва пробившимися усами и в сбитой на затылок папахе. Черные глаза у малолетки горели огнем, рукава черкески были закатана до локтей, он вздымал шашку над головой и молниеносным росчерком опускал ее вскользь не на стоявшего перед ним абрека, а на его соседа. Вокруг него уже валялось несколько трупов, а целая куча разбойников, мечтавшая его зарубить, все не уменьшалась. Это был Чигирь, сын подъесаула Савелия и родной племянник сотника Даргана, по примеру своего двоюродного брата Панкрата не поехавший на учебу в Москву, а решивший пойти по стопам знаменитого дяди.

— Чигирька, выскакивай за кольцо! — отбивая сабельные удары наседавших на него горцев, снова крикнул урядник. — Садись на коня и скачи к Даргану за подмогой. Мы тебя прикроем.

— Я останусь с вами, дядюка Тимофей, — не оборачиваясь, откликнулся малолетка.

— Выбирайся из боя, стервец, — крепко выругался станичник. — Мы долго не продержимся, их тут как воронья слетелось.