Абреки Шамиля [СИ]

Сразу за дверью в горницу Софьюшка, всегда пропускавшая Даргана вперед, вдруг выскользнула из–за его спины и встала с ним рядом. Атаман поморгал ресницами, давая глазам привыкнуть к свету, приглушенному занавесками на окнах. Увидел вдруг, как в ноги к нему кинулась Аннушка, она обхватила ноговицы руками и сунулась лицом к отцовским ступням. Даже сквозь кожу обуви ощущалось, как пламенеют у нее щеки, и какое из груди девки вырвается горячее дыхание. Дарган покрутил головой и недоуменно уставился на супругу, он никак не мог понять, в чем провинилась старшая из дочерей. Неожиданно заметил, что Софьюшка выставляет перед собой икону, которой когда–то благословлялась на замужество его мать, а перед ней его родная бабка. Старообрядческая икона была намоленная, она переходила из поколения в поколение, исполняя роль первосвященника.

— Что это с ней? — не отрываясь от лика святого и одновременно указывая рукой на дочь, спросил Дарган у жены. Он снова осмотрел горницу, заметил кавалера в шляпе, в ботфортах и при шпаге, на пальцах у него посверкивали несколько богатых перстней. По обе стороны от мушкетера пристроились члены семьи, на лицах их отражалась значимость события, о котором полковник еще не догадывался. Петрашка с французской мамзелькой прижимались друг к другу, по их напряженным фигурам ощущалось, что они тоже, несмотря на великую провинность перед казачьим укладом жизни, хотят что–то ему сказать. Атаман обратился к родным своим людям и повторил. — Что сегодня с вами?

И вдруг услышал донесшийся снизу робкий голос Аннушки:

— Благословите, батюшка с матушкой, не могу я без него.

— Без кого ты не можешь, доча? — в какой раз за последнее время ошалел Дарган.

— Без Буалка этого, француза в высоких сапогах. Люблю я его проклятого…

Пока атаман метался взглядом по кругу, не зная, на ком его остановить, кавалер подкрутил усы, затем снял шляпу, прижал ее к груди и встал рядом с Аннушкой. В зрачках его отражалась светлая озабоченность, он даже не подумал посмотреть в сторону своей недавней спутницы и невесты в одном лице.

— Я тоже желаю, чтобы вы, месье Д, Арган, и вы, мадам Софи, по казачьему обычаю освятили мой союз с вашей дочерью мадемуазель Анной, — уверенно заявил он и так–же без сомнений добавил. — Я полюбил эту девушку, как только переступил порог вашего дома. Обязуюсь заботиться о ней и уважать Анну до конца наших с нею дней.

Не успел Дарган осознать, что происходит в его доме, как рядом с новоиспеченными молодоженами объявилась вторая пара. Теперь московский студент, как минуту назад кавалер, склонил перед отцом с матерью свой непокорный чуб, а его подруга опустилась на одно колено. В этот момент послышался негромкий шепот Аленушки, обращенный к своему мужу:

— Надо было нашему Петрашке встать с француженкой под благословение первыми, твой младший брат все–же мужчина.

— А ты бы уложилась за Аннушкой? — одернул ее Панкрат, не дававший баловаться своим детям, стоявшим рядом с ним. — За ней сам чорт никогда не угонялся.

Больше никто из домашних не обратил внимания на невольное отступление от казачьих правил, потому что почти все они принимали участие в подоспевшем как тесто для подового хлеба обряде. Зрачки претендентов на супружескую жизнь сияли любовью и светлой надеждой, они не уступали друг другу ни в чем. Наконец Петрашка прочистил горло и с дрожью в голосе произнес:

— Батяка и мамука, благословите и нас на совместную жизнь. Я полюбил Сильвию, она ответила мне взаимностью…

— Ви, месье Д, Арган, — эхом откликнулась девушка. Добавила, с трудом подбирая русские слова. — Я лублу своего Пьера, я хочу… как это, за него замуж.

Дарган машинально потянулся рукой к пуговицам, до него только сейчас дошло, что красуется он перед детьми в рубашке и в заправленных в ноговицы брюках. Папаха, черкеска, пояс с оружием и даже неизменный казачий атрибут на все случаи жизни — нагайка — остались лежать в комнате. Он повернулся в сторону двери, ведущей в их общую с Софьюшкой спальню, собираясь поспешить туда, но жена одернула мужа. Она сдавила его локоть пальцами и снова молча воззрилась перед собой, словно ожидая продолжения семейного представления. Торжество жизни не заставило себя ждать. Вслед за Петрашкой с Сильвией пред родительскими очами предстали Захар с Ингрид, до сей поры как бы со стороны наблюдавшие за происходившим. Новая пара присоединилась к двум другим, в глазах у них горел тот–же негасимый огонь любви. У полковника в мозгах замутилось окончательно, к такому повороту событий он совсем не был готов. Меж тем Захар снял с головы папаху и наклонил свой белобрысый чуб вниз, его шведская пассия последовала примеру французской мадемуазели, она грациозно опустилась на одно колено и уставилась в раскрытые перед собой ладони, словно принялась читать Библию.

— Отец наш и мать, мы тоже становимся под ваше благословение, — торжественно сказал Захар. — Я люблю Ингрид и без нее не представляю своей жизни.