Абреки Шамиля [СИ]

— Какая разница, все одно абрек безруко–безногий.

— Кажись, левую, до самого локтя. Вона, на дороге пальцами скрючилась.

— Плохая примета, возвратится кровник, как пить дать. Ежели б правую…

— Пускай возвертается, теперь Захаркин черед его обтесывать.

— Ну комедь, чистая театра…

Под громкий смех станичников остатки гвардии Шамиля растворились на фоне хмурых гор, будто спрятались в их складках. Но вряд ли природа была на стороне абреков, если бы это было так, трупы горцев не усеивали бы сейчас дорогу в центре заоблачного аула и не оглашали бы крики женщин и детей до сей поры млеющего в лете окруженного горами пространства. На площади гусары оттесняли оставшихся без главарей кавказцев к ее середине, отбирали у них оружие и лошадей. По улице от начала и до конца засновали небольшие группы верховых, они врывались во дворы, заглядывали во все углы, проверяли и старого и малого жителя на предмет участия в боевых действиях, заодно не брезговали перетряхнуть содержимое их сундуков. Для победителей это было привычным делом.

А вокруг от знойного солнца, поднимавшегося к зениту, разливалась летняя теплынь, от которой на все голоса не уставали свистеть и чирикать разные птахи. И странными в этом земном раю казались мертвые тела в неряшливых одеждах, испятнавшие во множестве зеленую траву. Природа словно лишний раз напоминала, что вся она соткана из противоречий. И как только живущие среди нее люди поймут этот непреложный закон бытия, так сразу наступит долгожданные для них мир и благоденствие.

…Зима уже вошла в свои права, припорошила окрестности первым снегом. Но в этих местах белые на земле простыни менялись на рябые чаще, чем хорошие хозяйки в куренях перестилали ими широкие постели. Вот и сейчас, с утра щеки взбодрил резвый морозец, а стоило солнышку выглянуть из–за гор, как под сапогами захлюпала обыкновенная грязь. Захарка с Петрашкой вывели кабардинцев из конюшни, разом вскочили в седла, сытые лашади под ними мелко переступили ногами. На обоих студентах были новые бешметы с башлыками, на головах красовались смушковые папахи, сбоку синих штанов торчали ножны от шашек, из–за спин выглядывали дула ружей. Вслед за братьями взобрался на коня произведенный в чин подъесаула Панкрат, подкрутив светлые усы, зыркнул темными глазами на жену с малым дитем на руках, застывшую возле стремени. Второй мальчик, успевший подрасти, жался к материнскому боку.

— Присматривай за сыновьями, особливо за Павлушкой, — с виду ворчливо выговаривал Панкрат Аленушке. — Ножки постоянно голенькие, как бы не простудился малец.

— Нравится ему босым быть, вот он одеяло и отпихивает.

— Цыганчонок какой–то. Так и норовит вывернуться из люльки, кубыть падать понравилось!

— Да играется он, — прижала жена конец платка к смеющемуся рту. Наклонилась к мальчику, заагукала. — Басай мой маленький… Скажи батяке, что мы не цыганчата, а басайчата.

— Придумала же — басай. Это по какому–такому?

— По нашему, — все–таки не удержалась от смеха Аленушка. — Говорю тебе, что балуется наш басай. В силушку входит.

— Балуется… а сломает что?

Аленушка не ответила, она снова скосила глаза на надувавшего щеки мальца, поправила конец одеяла из овечьей шерсти, в которое были завернуты его ноги. Поодаль, возле ворот, топтались на месте Дарган с Софьюшкой и две их младших дочери. Звонко скрипнули новые петли, створки разошлись в разные стороны, всадники тронули поводья и выехали с просторного подворья на улицу.

— Занимайтесь как следует, — пристраиваясь рядом с братьями, выговаривала Софьюшка. — Без того по два с лишним месяца учебы пропустили.

— Не волнуйся, мамука, мы студенты способные, своих однокурсников обязательно догоним, — весело заверил Захарка.

— Помните, кому что преподнести?

— Один перстень декану факультета, второй — управляюшему в нашем дворце на Воздвиженской улице, — начал было перечислять Петрашка.

— И не забыть забрать у него деньги за сдачу дома в аренду, — напомнила Софьюшка, повернулась к среднему из братьев. — Захар, надеюсь, ты тоже не перепутаешь ничего.

— Печатку с сапфиром ректору университета, алмазные сережки своей возлюбленной, перстень ее отцу, цепочку с медальоном ее матери, — зачастил Захарка. — Если представится возможность попасть на прием к Его императорскому Величеству, обязательно постараться проявить себя перед глазами монарха.

Панкрат при упоминании о драгоценностях лишь сдержанно хмыкнул, после стычки с Мусой, когда абрек рассказал о привезенных Дарганом с войны богатствах, он было завел о них разговор с батякой, но тот резко осадил его:

— Придет время, узнаешь про все, а сейчас не твоего ума дело.

Больше подъесаул не заикался, посчитав, что и без сокровищ у них с Аленушкой всего в достатке. Меж тем Софьюшка перекрестилась на православный лад, помечтала вслух:

— Может быть после окончания тобой, Захар, университета Николай Первый вспомнит о студенте, помолвленном со шведской подданной.

— Мы еще не помолвлены, — возразил средний сын.

— Стремись, на то у тебя голова на плечах.