Абрикосовая косточка. — Назову тебя Юркой!

— Лебедиха, Лебедиха, он что — обещал на тебе жениться?

— Ты уж сама решай. Если помочь…

— Хочешь, я ему морду набью? — Встал Пашка Осипов.

— Товарищи! — поднялся у стола Райчук. — Решается принципиальный вопрос. Идёт речь о моральном облике члена нашего коллектива. Поймите! Не имеем мы права быть равнодушными, когда…

— Эх, ты!.. — вдруг вскочила с места Римка. — Чего ты к ней пристал? Как тебе не стыдно!

В зале поднялся шум. Я села. Ребята вскакивали с мест, лезли к столу, протягивали мне руки, девчонки лезли целоваться…

— Лебедиха, наплевать на него!

— Лебедиха, выходи за меня замуж!

Всё-таки коллектив великая штука! Сразу стало легко. С друзьями не страшна никакая беда.

За столом президиума председатель собрания стучал карандашом по графину, тоже кричал. Кто-то свистнул… Тогда встал Краснощёков.

— Товарищи! — Шум смолк. — Товарищи, не превращайте собрание в балаган. Свистеть вздумали! Это же комсомольское собрание, а не лес. Ведите собрание…

— Какие будут вопросы? — осипшим голосом спросил председатель.

— Никаких! Нам и так ясно. Будет у нашей Лебедихи пацан. Кто «за»? — сказал Пашка Осипов. — Единогласно! Давай последний вопрос. Правильно, хлопцы?

— Точно! Давай следующий!

— На повестке дня вторым вопросом… — просипел председатель. — Успокаивал вас — и что-то с голосом… Может, ты сам, Райчук, скажешь?.. У меня что-то с голосом… Завтра на спевку идти, а у меня с голосом… — Он сел и поправил скатерть на столе.

В зале стало тихо-тихо… Райчук от неожиданности втянул голову в плечи. Это длилось секунду. Но все поняли, что он трусит. Потом он встал, уверенно, без тени колебания, опять подошёл к трибуне.

— Товарищи… Вы знаете меня уже не первый год, — сказал он.

— Знаем! — сказала Римка.

— Мне как-то неловко, — вдруг смутился он и улыбнулся детской открытой улыбкой.

— Ладно уж… Валяй! — донёсся голос от двери.

— Как я учусь… вы знаете. Общественные поручения выполнял добросовестно. Может быть, кто-нибудь другой скажет? — опять смутился он, оборачиваясь к Краснощёкову. — Неудобно как-то про самого себя говорить.

— Неудобно… — развёл руками Краснощёков.

— Есть у меня, конечно, и недостатки… Например, я у нашего профессора взял книгу. Готовился к докладу в научном обществе, забыл книгу в троллейбусе… Доклад, правда, помните, отметили на заседании кафедры, дали отличную оценку. Но книга была потеряна. Уникальный экземпляр. Ещё…

— Говори, чего надо, не тяни! — опять донёсся голос от двери.

— Товарищи! — Райчук замер. Лицо его стало торжественным. Потом, оттеняя каждое слово, сказал, как поклялся: — Товарищи!.. Я… прошу… комсомольскую организацию… дать мне… рекомендацию… в великую партию коммунистов Советского Союза.

Почему-то все опустили головы… Почему-то все задумались. Может быть, каждый из нас представил, как он рано или поздно тоже выйдет так вот перед своими товарищами и тоже скажет эти слова. Простые и ответственные. И товарищи вдруг смолкнут, будут думать, а у тебя будет стучать сердце… Будет решаться вопрос всех вопросов. Отойдут в сторону мелочи, дрязги, пустяки… Каждому надо будет решить не только за того, кто стоит как на ладони перед товарищами, но и за себя — имеет ли он право доверить чистоту своей совести другому, достоин ли его товарищ этого доверия, не загрязнит ли совесть твою, миллионов, всего народа? Можно ли передать в руки этому человеку будущее?

Зал молчал… И Райчук был уже не просто Райчук, это был Человек, решалась судьба Человека, будущего руководителя страны.

Зал молчал. Долго молчал. Заскрипел стул. К трибуне вышел Пашка Осипов. Застегнул рубашку и тоже задумался…

Я смотрела на Райчука, точно видела его в первый раз. Обиды уже не было. Мелькнула мысль, что, может быть, он был и прав, наверное, он искренне хотел мне помочь. Я начала вспоминать первые дни в университете, когда Райчук, приехавший из деревни, терялся в сутолоке коридоров, как мы сдавали вступительные экзамены и одновременно увидели свои фамилии в списке принятых. Он пригласил меня в кафе. Мы пили молочный коктейль и смеялись от счастья, что теперь мы стали студентами.

Он очень смешно говорил: «Я так уставши… Вот выучимся, я в деревню приеду, от все будут удивимши…»

Над ним зло потешались и быстренько вытравили все «устамши» и «дивимши». Может быть, мы слишком жестоко ломали его? Он сопротивлялся и неожиданно стал говорить очень правильно. Потом он начал даже поправлять нас. Он ненавидел стиляг, как может ненавидеть городских хлыщей только деревенский парень. На первом же вечере выкинул с танцев двух хулиганов, пристававших к первокурсницам. Лилька была трусиха. Она жила около порта и вечерами боялась одна возвращаться домой — попадались чересчур «внимательные» морячки торгового флота. Райчук провожал её почти каждый вечер. И мы все были за Лильку спокойны: Райчук защитит.