Абсент

Но вы меня не увидите — мы не друзья с дневным светом. В своей ненависти к солнцу я стал подобен летучей мыши или сове!.. Ночью я живу; ночью я выползаю на улицы вместе с другими мерзостями Парижа и одним своим присутствием добавляю нечистоты к нравственным ядам воздуха!

Легко посмеяться над Марией Корелли, но, возможно, она заслуживает и невольного уважения. Абсент у нее — что-то такое, что семейка Адамс [3] могла бы пить на Рождество; злой рок в бутылке.

У истории абсента есть несколько отрезвляющих лейтмотивов: зависимость, разорение, смерть. Его эстетический заряд, скорее горький, чем сладкий, не столько прекрасен, сколько возвышен в том смысле этого слова, который Эдмунд Берк использовал в своем протоготическом эссе «Философское исследование о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного». Возвышенное вызывает и благоговение и что-то вроде ужаса. В одном из интернетовских сайтов, упоминая «Старый дом абсента» в Новом Орлеане, автор пишет, что мраморная стойка «вся изъедена оспинами, говорят — оттого, что на нее все время проливали абсент. Невольно подумаешь, какой вред причиняет абсент человеческому телу, если он разъедает даже прочный камень» (курсив мой. — Ф.Б.). Возможно, стойку повредила капающая вода, но здесь ярко выражен ужас перед абсентом; люди хотят, чтобы он был страшным, ведь страшное доставляет особое наслаждение.

Ричард Клайн считал, что сигареты возвышенны. Им свойственна, писал он, «красота, которая никогда не считалась чисто положительной, но всегда связывалась с отвращением, грехом и смертью». Ссылаясь на Канта, Клайн определяет возвышенное как эстетическую категорию, подразумевающую негативный опыт, шок, опасность, напоминание о смерти, созерцание бездны. Если бы сигареты были полезны, говорит Клайн, они не были бы возвышенны, но

…они возвышенны и отметают все доводы здоровья и пользы. Предостерегая заядлых курильщиков или новичков об опасности, мы еще ближе подводим их к краю пропасти, где, как путешественников в Швейцарских Альпах, их может ужасать утонченная высота близкой смерти, открывающаяся сквозь крохотный ужас каждой затяжки. Сигареты дурны, тем они и хороши — не добры, не прекрасны, а возвышенны.

Если следовать этим доводам, абсент — еще возвышеннее.

Итак, история абсента являет нам удовольствие, смешанное с ужасом. Оно похоже на чувство, о котором говорит Томас де Квинси, рассуждая о «мрачно-возвышенном». По его мнению, возвышенным может быть не только большое (горы или бури), но и маленькое, из-за своих ассоциаций, например — бритва, которой кого-то убили, или пузырек с ядом…

Но хватит говорить о гибели и тьме. Пора вызвать первого свидетеля защиты.

Алистер Кроули (1875-1947) так успешно присвоил наследие оккультного возрождения конца девятнадцатого века, что в двадцатом веке его имя стало практически синонимом магии. Ему нравилось, что его называли Зверем из бездны, как апокалиптическое чудовище, а когда газеты лорда Бивербрука начали бранить его в 1930-х годах, он прославился как «самый плохой человек в мире». Сомерсет Моэм знал его в Париже, сделал прототипом Оливера Хаддо в романе «Чародей» и вынес ему самый лаконичный из всех приговоров: «Шарлатан, но не только».

В Париже Кроули вечно сидел в баре ресторана «Белый Кот» на Rue d’Odessa [4] (где Моэм с ним и познакомился). В те дни «Перно» было маркой абсента, а не анисовой водки, которой ему пришлось стать после того, как абсент запретили. Кроули очень любил разыгрывать знакомых, и, когда его старый друг Виктор Нойбург приехал к нему в Париж, Зверь из бездны не удержался и дал ему совет:

Его предостерегали, чтобы он не брал в рот абсента, и мы сказали ему, что это правильно, но (добавили мы) и другие напитки в Париже очень опасны, особенно для такого милого молодого человека. Есть только один надежный, легкий и безвредный напиток, который можно пить сколько хочешь, без малейшего риска, и заказать его просто — крикни только: «Гарсон! Мне — перно!»

Этот совет привел к разным несчастьям. Сам Кроули пил абсент не в Париже, а главным образом в Новом Орлеане, где написал эссе «Зеленая богиня»:

Что делает абсент особым культом? Если им злоупотребляют, действует он совсем не так, как другие стимуляторы. Даже в падении и деградации он остается собой; его жертвы обретают неповторимый и жуткий ореол и, в своем странном аду, извращенно гордятся тем, что они не такие, как все.

Но нельзя оценивать что-то только по злоупотреблениям. Мы же не проклинаем море, где бывают кораблекрушения, и не запрещаем лесорубам использовать топоры из сочувствия к Карлу I или Людовику XVI. С абсентом связаны не только особые пороки и опасности, но и милости и добродетели, которых не даст никакой другой напиток.

Например:

Так и кажется, будто первый изобретатель абсента действительно был волшебником, настойчиво искавшим сочетание священных зелий, которое бы очищало, укрепляло и одаряло благоуханием человеческую душу.