Я как одержимая жажду его рук, губ на своём теле, хочу уже, наконец, узнать, каково это — ощутить его в себе. И да, он снова прав — это мой шанс. Тот самый, который нельзя упускать.
К моменту его возвращения успеваю немного протрезветь. А Эштон… Эштон — не Эштон. Его не шатает, но он с трудом фокусируется на том, что делает.
— У меня плохие … новости, — сообщает, с трудом подбирая слова.
Я молчу, пытаясь сообразить, что делать дальше.
— Резинки закончились! — добавляет с пошлой улыбкой, и я замечаю, что злость и ехидство исчезли.
Медленно приближается, силясь ступать ровно, но мне и без того ясно — он снова накачался наркотиками. Добавил ещё!
Ложится рядом со мной. Спустя короткое время:
— Ты собираешься раздеваться или нет?
Я набираю в лёгкие воздуха, чтобы послать его куда подальше, ведь в нормальном сексе мужчина же ласково должен снять с женщины одежду, целуя её при этом, отвлекая внимание от неловкости и стыда — я всё об этом знаю! В теории…
Но ответить не успеваю, в какое-то мгновение Эштон оказывается поверх меня, в глазах зловещий блеск:
— Забыл предупредить: я предпочитаю жёсткий секс!
Затем, глядя в мои перепуганные глаза, с ещё более зловещей усмешкой:
— Но я постараюсь быть нежным, в порядке исключения!
Ещё спустя мгновение:
— Если смогу!
И он срывает с меня одежду, но я уже не сопротивляюсь, знаю, что бесполезно, и помню о том, что шанс уйти у меня был. Я сама осталась.
На моё жалобное «Эштон! Не надо так!..», он даже ухом не ведёт. Остановило его другое — моя полная нагота. Задрав мои руки кверху и больно, без церемоний, прижав их своей, он некоторое время скользит взглядом по моей груди, животу и ниже… Затем проводит свободной рукой только одну нежную, чувственную линию, будто пробует на вкус.
Смотрит в глаза, и я, впервые за весь вечер, вижу лицо обычного, адекватного Эштона, того, который однажды приготовил в нашем доме потрясающий семейный ужин, подарил мне мой первый поцелуй, спас моё бестолковое тело от группового изнасилования в прокуренном клубе, который не раз защищал меня, так томительно окутывал своим теплом тогда в лесу…
Хрипло:
— Останови меня сейчас! Сделай это, пока не поздно!
А меня словно парализовало от его взгляда… «Да я готова отдать всё, абсолютно всё, включая мою бестолковую жизнь, чтоб ты только смотрел на меня вот так, как сейчас!» — вопит моё глупое сердце. Но Эштон воспринимает отсутствие какой-либо реакции с моей стороны как сигнал к действию.
И действует.
Поцелуев не было ни одного, поглаживаний, нежных ласк — тоже.
Эштон вошёл резко, не утруждая себя задачей подготовить моё тело к этому событию. Я и не представляла, что существует такая физическая боль…
Помню, что пыталась вырваться, но его хватка… Думаю, именно такую и называют «стальной». У меня больше не было шансов. Ни единого.
На какое-то время он остановился — пожалел, но вскоре продолжил экзекуцию.
Он брал меня всеми известными ему способами, или же теми, какие пришли ему на ум. И ум этот был очень изощрённым! Если не сказать извращённым. Я догадалась, что ему нравится обездвиживать женщин, подчиняя их себе, но меня он не связывал, только больно заламывал руки. Я не кричала — сдерживалась, но слёз сдержать не смогла, тем более, что они его и не трогали.
Закончил он не скоро: очевидно, наркотическое вещество и алкоголь накопились в крови в таком количестве, что притупили все его реакции.
После мне показалось на мгновение, что в нём проснулось что-то человеческое, потому что он закрыл лицо обеими своими ладонями, так, словно не мог поверить сам в то, что сделал.
А потом я поняла, что он просто спит… Отдыхает.
Мне потребовалось время, чтобы успокоиться и прийти в себя. Боль прошла быстро — физическая. Душевная отпустит не скоро.
Я долго лежала на этом засаленном чужими телами и похотью ложе с мыслью, что за всё время он ни разу не произнёс моё имя.
Поднялась, шатаясь, натянула джинсы, майку, обулась. Дальнейшие свои действия до сих пор не могу объяснить — я долго выдёргивала из-под его тяжёлого тела простыню, умываясь при этом слезами. Не знаю, что за клин случился в тот момент в моём сознании, но мне было жизненно необходимо забрать этот интимный предмет с моими и его пятнами с собой — отчаянно не хотелось, чтобы он знал, что всё-таки стал первым… Процедура заняла время, но простыню я всё же вытянула. Выбравшись из адского клуба, в который больше никогда не вернусь, выбросила её в ближайший мусорный бак.
Дальше провал в памяти. Мозг, очевидно, отключился от перенапряжения.
Очнулась я в машине у Антона по дороге домой. Оказалось, на улице, когда нервное напряжение стало отпускать, со мной случился обморок. Я упала, разбив голову об асфальт, неудачно вывернула руку, так что теперь именно она — источник моих физических страданий.