— Всё в порядке, Сонь, ты тут не причём. Мои ошибки, мои боли.
— Алекс сказал, что если бы не твои ошибки — не было бы меня. Так что с моей колокольни ты всё делала правильно!
— Конечно, правильно, дочь. Слушай, а ты почему в школу не собираешься?
— Мамуль, можно я останусь сегодня? В школе сейчас перед праздниками одна фигня, я от скуки с ума там схожу. Может, лучше мне дома побыть? За Эштоном присмотреть? Вдруг он разболеется снова! А я ему таблетку от температуры дам!
Мама улыбается, часто моргая ресницами, чтобы от её слёз тушь не потекла.
— Ясно всё с тобой. Ладно, оставайся, только будь умницей! Я Лёшку в девятнадцать родила, ты даже не представляешь себе, насколько рано это было! Чуть не померла от напряжения! Помни об этом!
— Ну, мам, ну ты что?! Ты что такое говоришь! Я что, совсем, по-твоему, того! Без мозгов?
— А мозги тут ни при чём — не они в этом деле всё решают, и я тому прямой пример. При всём уме разума не хватило!
— Не переживай, папа провёл полный ликбез, включая методы и методики предохранения! Но ты работай спокойно, мне они не понадобятся, по крайней мере, сегодня точно!
Мама улыбается, нежно целует в щёку:
— Ты умница у меня!
Эштон задумчив и неподвижен всё в той же позе у окна на мамином кофейном диванчике.
— Ты знаешь, как называется место, на котором ты сидишь?
— Как? — спрашивает, не поворачивая головы.
— Кофейные диваны Леры и Алекса. Они тут пьют кофе и воркуются.
— Что делают?
— Воркуются. Ну знаешь, как голуби, клювиками. Это их место, мы сюда никогда не садимся.
— Понял.
— Кофе будешь?
— Да, пожалуйста.
— Тебе с сахаром и молоком?
— Если можно, без, пожалуйста.
— Ты всегда такой вежливый?
Эштон ухмыляется, и эта ухмылка постепенно перерастает в широченную улыбку, и… я таю.
Этот парень просто Бог красоты какой-то, когда улыбается! Сердце в моей груди скачет так шустро, что я роняю кофейник на пол, он разбивается вдребезги, раскидав стекло по всей кухне. Не успеваю опомниться, как Эштон уже возле меня, быстро хватает за руку, оттаскивает в сторону и начинает собирать стекло.
— Ты чего?! — удивлённо восклицаю. — Ты же больной! Я сама сейчас уберу!
— Ты такая неуклюжая, ещё порежешься!
Его глаза, сощуренные улыбкой, мне показалось, залили светом и теплом всю кухню, столовую, гостиную, его спальню, мою спальню, весь наш дом. Я чётко услышала своё сознание, оно громко, уверенно объявило мне: хочу смотреть в эти шоколадные глаза вечно!
Солнце, словно почувствовав оттепель между нами, в одно небольшое мгновение выползло из-за серости, скрывавшей от нас его свет, и затопило своим утренним золотом весь наш дом. Мы оба, не сговариваясь, словно зачарованные, повернули свои головы в сторону панорамных окон, и, не издавая ни звука, боясь спугнуть волшебство момента, стали смотреть на залив.
— Боже, как красиво! — тихо говорит Эштон.
— Да… — согласно тяну я, также едва слышно.
Солнечный диск, непривычно яркий, потому что ноябрь — самый пасмурный месяц в штате Вашингтон, нависает над безмятежной гладью залива, изменив его хмурые серые тона на переливы жёлтого и золотого. От этой картины хочется петь, бежать куда-то, гнаться, что-то свершать.
— Наверное, нужно очень сильно любить женщину, чтобы подарить ей такой дом, — задумчиво произносит Эштон, продолжая собирать стекло.
— Наверное.
— Давно они вместе?
— О, это очень запутанная история, местами похожая на сказку, местами на фильм ужасов. Алекс признался мне однажды, что встретил мою мать, когда ему ещё не было восемнадцати, и влюбился с первого взгляда в неё шестнадцатилетнюю. Но был юн, глуп и поэтому потерял её из вида на многие годы, потом долго искал, нашёл, но она уже была замужем за моим отцом, и у них уже даже был Лёшка.
— Я не знал этого…
— А должен был?
— Не в этом смысле… просто… как-то сложилось впечатление, что это не первый брак у них.
— О! Тут ты в самую точку! Они друг на друге только три раза женились, а сколько было ещё всех прочих!
— Три раза?! — Эштон деланно округляет глаза.
— Да. Целых три. Одного им показалось недостаточно. Двух тоже.
— Может, просто любят свадебные церемонии?
— Нервы они потрепать друг другу любят. А церемония была у них только одна.
— Глядя на них, никогда не подумаешь о таком…
— Ну, сейчас у них период выученных уроков, так Алекс говорит. Собственно, то, что ты видишь, нравится и нам всем. Счастливы они — хорошо и нам. А когда все эти разрывы и разводы были… — я умолкаю, потому что щиплет в носу.