- Никто нас не выталкивал, - усмехнулся Блейз. - Я сам выбрал свой путь. Ты тоже, добровольно встал на путь конфронтации. Я предложил тебе все, что мог, лишь бы предотвратить схватку. Но ты отказался. Кто же в таком случае нас выталкивал?
- Народ, - сказал Хэл.
- Народ! - В голосе Блейза послышались неожиданные гневные нотки. - Народ - это мухи-однодневки. Это не вина их и не позор, это просто факт. Разве ты отдашь свою жизнь, это великолепное уникальное творение, за рой бесполезных мух? Я уже не говорю о том, что единственный человек, который может убить тебя, это я; а ты знаешь, я никогда не сделаю этого, пока не увижу, что ты окончательно потерян.
- Нет, - возразил Хэл. - Ты знаешь, что, убив меня прежде времени, ты больше потеряешь, чем выиграешь. Любой из нас в роли мученика обеспечит победу своей стороне и, следовательно, этот путь отпадает. Нет, все дело не в нас самих, а в нашем споре. Шахматный гроссмейстер может застрелить своего соперника еще до окончания партии. Но такой финал лишит наблюдателей возможности сделать жизненно важный вывод относительно того, какой игрок был лучше и кто должен был выиграть партию. Наблюдатели вольны даже предположить, что стрелявший сделал это потому, что должен был неминуемо проиграть, хотя это может и не соответствовать действительности.
Он замолчал. Блейз продолжал хранить молчание.
- Я понял, что ты не можешь позволить себе убить меня, - снова заговорил Хэл чуть мягче. - Ты подтвердил это, когда я был твоим пленником в руках милиции на Гармонии. Ты говоришь о мухах-однодневках, но я знаю - может быть, я единственный, кто знает, - что по-своему тебя так же, как и меня, тоже волнует судьба расы.
- Возможно, - задумчиво протянул Блейз. - Возможно, и тебе, и мне они нужны лишь для того, чтобы заполнить собой пустое пространство вокруг нас. Во всяком случае мухи-однодневки - это не мы. Завтра на место тех, кто умрет сегодня, прилетит новый рой, а послезавтра следующий. Приведи мне хоть одну причину, по которой ты мог бы принести себя в жертву ради тех, кто живет только одним днем.
Хэл холодно смотрел на него.
- Они разрывают мне сердце, - сказал он. В комнате установилась тишина.
- Я знаю, ты их не понимаешь, - снова заговорил Хэл, обращаясь к Блейзу. В этом между нами огромная разница, и, я боюсь, это единственная причина. Потому что ты представляешь только одну часть расы, и, если ты победишь.., если ты победишь, та часть, которую знаю я, будет потеряна навсегда; именно теперь, когда расовый организм решил, что пора наконец сделать выбор. Но я не могу допустить этого.
Он сделал секундную паузу, оглядел всех четырех рожденных его воображением призраков и снова повернулся к огромному силуэту Иного.
- Ты не видишь того, что вижу я, - сказал он, - Ты просто не способен видеть это, Блейз, не так ли?
- Для меня они, - медленно спокойным голосом произнес Блейз, непостижимы. В них - в нас - нет ничего такого, что могло бы разорвать хоть чье-то сердце, если бы сердца и в самом деле могли рваться. Мы - раскрашенные дикари и ничего больше, несмотря на то, о чем привыкли думать как о нескольких тысячелетиях цивилизации. Только наша нынешняя раскраска называется одеждой, а наши нынешние пещеры - домами и космическими кораблями. Мы те же самые, кем были и вчера, и позавчера, вплоть до того момента, когда мы еще передвигались на четвереньках и ничем не отличались от животных.
- Нет! - воскликнул Хэл. - Нет. И в этом вся суть. Именно поэтому я не могу допустить, чтобы колесница истории свернула на путь, предначертанный тобой. Твое утверждение, что мы все еще животные, ложно, как ложно и то, что мы все еще дикари. С тех пор мы выросли. Мы не прерывали своего роста ни на одно мгновение; мы и теперь продолжаем расти. Все, что мы видим сейчас перед собой, это результат нашего роста с тех пор, как тысячу лет назад мы впервые обрели сознание.
- Всего лишь тысячу? - удивленно поднял брови Блейз. - Не пятьсот лет и не тысячу пятьсот или даже не четыре тысячи лет?
- Это как тебе больше понравится, - пожал плечами Хэл. - Но какую бы точку в прошлом ты ни взял, развитие событий неизбежно шло по нарастающей в направлении сегодняшнего дня. Я в качестве отправной точки взял Западную Европу четырнадцатого века.
- И Джона Хоквуда. - Блейз едва заметно улыбнулся. - Последнего из средневековых капитанов и первого из современных генералов. Первого среди первых кондотьеров, так по-твоему? Видишь, я так же, как и остальные присутствующие здесь, могу читать твои мысли.
- Мои мысли читает только тень, созданная моим же воображением, отозвался Хэл. - Иначе я, возможно, заставил бы тебя увидеть кое-что, чего ты вовсе не хотел бы видеть. Ведь именно Джон Хоквуд остановил Джангаллеацо Висконти в 1387 году.