Абсолютная реальность

Кто сможет себе представить? Наверное, мало кто. Но все же. Попробуйте. У всякого-каждого есть друг, у кого-то – старинный, со студенческих лет, хороший парень, обыкновенный или НЕ обыкновенный, но свой. В доску свой, и пуд соли еден вместе, и детей с ним крестили, и на похоронах тещи баян рвали. Пусть даже он шпыняет вашу совесть, пусть иногда зудит над ухом о неправильности вашей жизни, пусть он будущий генерал или академик, пусть он выбился в люди, а вы еще нет, для вас он все равно, на веки вечные – просто Пашка, Лешка, Сашка, Витька. Ну, до сих пор, положим, представили. А вот дальше! Дальше вы, имея за душой грозную тайну, входите в темную комнату, и яркий свет, зажженный отнюдь не вашей рукой, высвечивает перед вами его, давнего верного друга, и вы сознаете – не комната перед вами, и не приемная, но натуральный подвал НКВД, и друг ваш не друг, но гражданин следователь, с которым нечего ловить, и не о чем просить, но возможно только накласть в штаны от медвежьего, непреодолимого испуга. Как-то так. Вообразили? Примерно, хотя и не то же самое происходило в прошедший короткий, «представительский» момент с Леонтием. Он перестал соображать. Он устрашился. Убоялся, как не случилось с ним даже в треклятом елочно-палочном лесу, и в полете на кривые питекантропьи копья, и в смрадной аммиачной пещере, когда готов был возрыдать и вопросить, и попросить милости хотя бы у идолища поганого. Потому что, параллельный мир – он ведь мог быть, и обезьяний эксперимент существовать тоже мог вполне, как и неостроумный розыгрыш военного майора. Все это, и пришельцы, и бандиты, и полотерные машины, и феи, и филоны – все это могло быть. Могло быть. А вот ужасающего своим золотым блеском двуглавого орла и скальпельных слов «внутренняя контрразведка» в кармане у Кости Собакина быть не могло. Ну, не могло и все тут. А вот же, было. И был конец света. Который, в действительном смысле, отнюдь не фигуральном, для Леонтия только что наступил.

Все кончено. В этот самый миг все кончено. Одно сверлило и сверлило мыслительную дыру в голове Леонтия, больше не думалось ни о чем другом. Ни о следствиях, ни о последствиях, ни о степени непогрешимости поступков. Очнись он от острого психологического шока, и очнись вовремя, он бы сообразил – нет его вины, ни на капельку, он не крал, не убивал, не предавал, упаси боже, державу, он только чуть-чуть надурил влюбчивого майора, да и надурил в чем? В том, что оправдал надежды иных людей, наивно доверившихся ему? Хороших людей, даже если причислить и «чухонца», хороших, да! Он так их чувствовал, а он, Леонтий, всегда чувствовал в себе подобных гадость и подлость. Вот и в Косте Собакине не было этого – ни грязноватой низости, ни высоколобой пошлости. Потому как, собственно Костя Собакин никак не изменился, иным стало вдруг его отношение к Леонтию, «служебно-розыскным» оно стало, как у полицейского породистого добермана, с призами и медалями на ошейниковом слюнявчике, мирно спящего на коврике у порога, которому сказали – фас! И он вздыбил шерсть, оскалил зубы, и рванул, рванул, по команде, на кого покажут и прикажут, на друга, на дитя, на брата, на родную мать. Дело тут не в дрессированном звере и его безупречном долге, но в том, кто отдаст повеление, и кто пошлет. Вот и Костя был человек безоговорочной чести, плюс – раз-навсегда взятого на себя «под присягой» обязательства блюсти и защищать, как ныне оказалось. Что он и исполнил – не имело значения, по отношению к кому, к Ленчику, старому другу и брату, или к случайно указанному нарушителю – это была лишь перестановка местами слагаемых, от чего извечная сумма в итоге уравнения ничуть не менялась. Вот в чем заключался для Леонтия самый-самый ужас. В оборотной служебной стороне Кости Собакина, о которой до сего времени он не знал и не предполагал. Просто не повезло. Очень вероятно, что в тот чудный день, в занятом под клятвенное уверение синем, искристом костюмчике, Костя мог пойти искать рабочего пропитания в любое иное место – в какой-нибудь абстрактный институт стран Ближнего Востока при Российской Академии Наук, с тринадцатой зарплатой и тремя загранкомандировками в год. И события перенаправили бы начинающего новичка по мирному параллельному пути, который всегда есть – как у него самого сложилось с пещерой, Пальмирой и Филоном.