По правде говоря, переворот тот не тогда свершился, ранее немного. Это они хватили! По сути «время зеро», критическая точка, новый отсчет для его самосознания случился в миг… случился в миг… э-э-э, когда, собственно, таковой случился? Ну, точно! Когда он и Пальмира выбежали из земляной пещеры на чистый простор, то есть, на утоптанную проплешину с как попало нашвырянными друг на дружку дрекольями-копьями. И вот оттуда, с той проплешины, на ковре-самолете… стоп-стоп-стоп. На каком еще ковре? Это он, Леонтий заврался. Разыгралось воображение, которого нет – по утверждению Кости Собакина. Ладно, пусть не воображение, пусть рутинная привычка к литературной обработке всякой небытовой мысли. А дело было так.
На полянке, отдышавшись, оба, и фея, и Леонтий: попахивало в пещерке будьте-нате, это он и сейчас бы подтвердил без преувеличения – омерзительно… В общем, когда они отдышались, фея развернула точно такой же, как и ранее виденный, или может, тот же самый, пурпурный пульсирующий мячик в изрядных размеров покрывало: взмахнула им, словно оперная дива-испанка веером, Леонтия накрыло, как если бы небольших размеров шатром – щекочущее ласковое ощущение, скользящее, прохладное, потом он опять повис в пространстве, ему почудилось – его дернули за обе подошвы вверх, он не испугался, впечатление было уже знакомым, и длилось в отличие от первого, едва ли единый миг, оп-ля! И все, Леонтий вновь оказался в квартире Тер-Геворкянов. В пыльной, покрытой жухлыми газетами профессорской гостиной, с тем же остаточным укропным запахом, возле желтой полотерной машины, возле дубового, в чехле, готического кресла с высокой спинкой, кое сам знаменитый ученый терпеть не мог (жесткое и седалищно-коварное), зато жена его трепетно берегла: осталось от бабки, пережило две войны и революцию, переживет и мужнино недовольство. Вот в этом самом кресле, с бессильно свесившейся на бок забубенной головушкой, полулежал бравый майор Серега Ломоть-Кричевский, точнее – будто тяжеленный куль, допустим, с мукой, был он кое-как пристроен и примотан для надежности к подлокотникам электрическим проводом, что ли? На то похоже. Леонтий не успел ни удивиться, ни разгневаться.
– Мы с вами пройдем. В другую комнату. Не беспокойтесь, не стоит, ваш сотоварищ только спит, – Пальмира жестом, довольно вежливым, указала ему направление в сторону кухни. – Мой коллега ждет нас там.
– Вас, может, и ждет, – радость от чудотворного спасения начала уже проходить, и Леонтия стало брать зло. – Вопрос, ждет ли он меня. И кто вы и ваш коллега? ЦРУ? АНБ? МИ-6?…? – набор известных Леонтию иностранных агентурных аббревиатур на этом исчерпал себя.
– Нет. У нас совсем иное название. Оно ничего вам не откроет. Прошу со мной, – опять тот же вежливый жест, но более нетерпеливый, словно упрямство Леонтия стало фею несколько доставать, – нам необходимо обсудить.
– Да уж. Это мягко сказано, – Леонтий захромал следом в сторону кухни. Разбитая коленка вновь напомнила о себе и, кажется, в отместку за данную передышку, разболелась адски, обмороженную кожу лица начало драть, будто наждаком, в придачу каждое свое ребро он словно бы чувствовал в отдельности, и отнюдь не приятным образом.