Абсолютная темнота (СИ)

  Почему-то ей показалось, что будет вежливо позвонить Дудкиным и выразить им соболезнования. Раз уж папа все равно не догадается...

  - Спасибо, - безжизненно ответил женский голос на другом конце провода. - Я не могу понять, в чем дело. Он заканчивал монографию, был полон оптимизма, в семье и на работе - все было прекрасно. И вдруг захожу - дверь открыта, кресло опрокинуто...

  Вера положила трубку и задумалась.

  Следы борьбы. Это следы борьбы. Нормальные самоубийцы не бросают открытыми двери и не опрокидывают безвинную мебель. Они садятся и пишут предсмертные записки. Но если бы кто-то сломал дверь, вдова бы это отфиксировала.

  Дудкин впустил своего убийцу, потому что знал его. Но кому нужно было убивать тихого кабинетного ученого?

  А потом позвонил Иван Петрович.

  - Папа, Дудкин умер, - сказала Вера.

  - Ну умер, и прекрасно, - сварливо ответил Иван Петрович. - Возвращайся, Вера.

  Ни "прости", ни "соскучился"... Скорее всего, заметил, что некому подать ему ужин, с обидой подумала Вера.

  Как же ей всю жизнь не хватало отцовской любви. Она долго считала себя плохой, недостойной. А теперь поняла - дело не в ней самой, просто ее отец не умел любить.

  - Мы с Игорем... - начала Вера.

  - Да при чем тут Игорь? Сдай его в интернат для инвалидов, ему там будет хорошо, и возвращайся ко мне, - потребовал отец.

  - Только через мой труп, - отрезала Вера. - Все, па, я занята.

  Маленький торшер освещал небольшое пространство комнаты. Игорь спал; Вера же углубилась в рукопись, по поводу которой обещала завтра же дать ответ автору. Повествование начиналось скучновато, но вскоре захватило Веру, и она не заметила, как по углам сгущается тьма.

  Тьма была оружием ее отца.

  Абсолютным оружием.

  Что-то в этих словах тревожило Веру. Под покровом тьмы... Тьмы, которая будоражила, вносила сумятицу, пугала и смущала людей. Тьмы, которая давала возможность всевозможным негодяям вершить темные делишки.

  В соседней квартире бубнило радио.

  ...Скрываясь с места преступления, злоумышленник в темноте принял милицейскую машину за такси...

  Внезапно торшер погас.

  Веру охватила неконтролируемый, иррациональный ужас. Как в детстве, она застыла, чутко прислушиваясь к малейшим шорохам. Но никаких шорохов не было, и это казалось еще страшнее. А потом Вера снова, тоже как в детстве, почувствовала, что темнота собирается в тягучие сгустки. Сгустки сливаются друг с другом. Они движутся. Они оживают...

  Щупальца непроглядной тьмы тянутся к инвалидной коляске в уголке. Ощупывают ее, будто ищут кого-то. Разочарованно отодвигаются - и направляются к мальчику, лежащему под одеялом... Оцепенев от ужаса, Вера секунду наблюдала за тем, как черные пальцы сжимаются на горле ее сына.

  Свой крик она услышала как будто со стороны, не сразу поняв, что это она сама кричит и кричит, захлебываясь и хрипя, но продолжая кричать.

  Резкая вспышка галогенного фонаря разорвала темноту - это Сашка, на ходу ударяясь и ругаясь последними словами, ворвался в комнату, ничего спросонья не понял, но схватил какую-то не то штангу, не то палку от швабры и с силой ударил по постели Игоря. Тот проснулся и вскрикнул от испуга.

  - Тьфу, зараза, - выдохнул Сашка, обнял Игоря, прижал к себе. - Верка, что это было?

  - Не знаю. Оно... душило, - Вера всхлипывала, дрожа от пережитого ужаса. Тогда Сашка пододвинулся и обнял ее тоже. Вера уткнулась ему в плечо и зарыдала.

  На работе она с утра двигалась как сомнамбула, редактор покосился на нее, но внезапно решил проявить сочувствие и предложил ей взять отгул.

  Вера направилась к дому Сашки, но остановилась.

  Был только один человек, который выиграл от смерти профессора Дудкина.

  Был только один человек, который умел управлять темнотой: в НИИ, в лаборатории, которой руководил ее отец, он построил аппарат поглощения световых частиц.

  Был только один человек, который знал, как она сама реагирует на темноту. Человек, который ненавидел своего "бесполезного" внука и считал, что это он виноват в его размолвке с дочерью.

  Человек, для которого темнота была лишь способом почувствовать власть над людьми.

  - Пришла пора поговорить начистоту, папочка, - процедила Вера, спускаясь в метро.

  Она действительно не знала, что именно скажет ему, да и вообще ничего бы не смогла с ним поделать. Он был прав, когда пренебрежительно отметал ее упреки и угрозы. И доказать она, разумеется, ничего бы не могла...

  Но когда Вера ворвалась в НИИ, под ее плащом был подобранный на ближайшем мусорнике арматурный прут.

  - Папа! - крикнула она, вбегая в лабораторию.

  Вахтер семенил следом за ней, окликая "вы к кому, дамочка", Вера, отмахнувшись от него, побежала дальше, к злополучному аппарату, и продолжала на ходу кричать "папа, папа!"

  Иван Петрович вышел из-за аппарата, одетый в белый халат, в очках, - настоящий интеллигентный старый профессор, так что даже вахтер почтительно отступил. Но эта его рафинированная внешность уже не производила на Веру впечатления, как и длинный список научных званий и монографий.

  - Папа, Игорь... - Вера задохнулась.