Абсолютная власть

— Конечно, я рассказала им всё, — продолжала Ольга, не слыша его слов. — И про Володю, и про деньги… Представляешь, я стою, реву, а этот тип по комнате ходит, курит, иногда с кем-то по телефону говорит… А Коля кладёт.

Скоро я уже не могла ничего видеть. Только кирпичи… Темно-красные, с запахом таким…

И тут слышу, второй говорит:

«Валька, слушай, а продай её мне?»

«Кого?»

«Как — кого? Красавицу нашу».

«Эту крысу? Ты что, сдурел? Зачем?»

«Затем. Пригодится в хозяйстве. А тебе лишь бы придушить кого-то, прямо как змеи свои стал…»

«Борь, ты знаешь, я для тебя всё сделаю, но ты, по-моему, последнее время совсем поехал головой. Тебе что, своих куриц мало?»

Тут Коля уже почти заканчивает и спрашивает:

«Ну, так это, кто хочет кирпич последний положить?»

Молодой говорит: «Так, Коля. Вот тебе две «штуки» за суету, и давай, разбирай свой «дизайн-проект», пока не засохло».

«Не понял».

«Дурак ты, Борька!» — продюсер, слышу, уже не такой злой. — «Она тебя обворует, да потом ещё и ментам сдаст».

«Не сдаст».

«Ну, хорошо хорошо, убивать не будем. Но тогда, может, просто к Горидзе в клуб её продадим? Раз уж ты такой жалостливый…»

«Валя, нет! Я её забираю, и не спорь. Давай, Никола, начинай обратный процесс, чего сидишь…»

«Тьфу ты! Ну, пойдем тогда хоть в бильярд покатаем…»

Так я стала пятой женой в гареме медиа-магната Бориса Берника.

— «Внедрись и предай». Так, кажется, шоу называлось, с которого он начинал?

— Нет. Это уже — второе, а начинал он с «Женщин нет». Я иногда смотрела, но не знала, что его тоже Берник делал.

— Что-то не помню такого… Про зэков что ли?

— Да нет, про сетевых маньяков. Он, так-то, талантливый продюсер, темы «по запаху» находит…

— И как жилось у «таланта»?

— А ты знаешь, неплохо. Я бы даже сказала, очень хорошо мне жилось.

— В гареме?

— Я жила в «Блице». Это — поместье Берника.

Конечно, поначалу, когда меня только туда привезли, я думала — всё, или сбегу, или смерть.

Представляешь, там домище в три этажа, парк с фонтаном, лебеди в озере. А у меня — две комнаты наверху и запрет особняк одной покидать.

В первый же день мне имплантант вживили, ну, знаешь, такой, как у детей, чтобы не терялись, только специальный, для взрослых. Из дома выходишь, на пульте охраны — сигнал. Попробуй, убеги.

— В молодости мне такой же вживляли, когда мы в труднодоступные районы ездили, чтобы не потеряться. Так что я в курсе.

— Кроме охраны и слуг, в доме жили две жены Бориса: Люда и Альбина, то есть, вместе со мной — три, а другие две: Елена Викторовна, официальная жена, и Насико — в городской квартире.

Ещё отец Берника в усадьбе жил, Михаил Романович, очень пожилой. У него и вход был отдельный, и столовая; мы его нечасто видели.

— Могу себе представить, что там у вас творилось…

— Да нет, зря ты так. Наоборот, атмосфера была очень комфортной, легкой какой-то. Кроме меня, все девчонки могли ездить, куда пожелают, у каждой — своя машина… Вообще, кто что хотел, тот то и творил. Клубы, магазины, вечеринки всякие… Совместные пьянки «всем гаремом», дни рожденья…

— А Берник?

— Так он же всегда — на работе. Появлялся как свет в окне — все сразу к нему…

Я сначала не понимала, как ему удается содержать весь этот шалман почти без ссор и скандалов, а секрет-то простой оказался. Каждой жене Боря давал понять, что по-настоящему любит лишь её, а те, другие — просто для утех. Причем, делал это настолько изящно, что каждая верила: она — избранная, и смотрела на остальных чуть снисходительно.

— И ты — тоже?

— Я? Не знаю… Он приходил ко мне по ночам… Иногда мы просто сидели и разговаривали до самого утра. Обсуждали всех, он про каждую из девчонок рассказывал что-то, как будто я и он — одно целое, а они все — так… Про родителей своих часто рассказывал…

А как-то раз, примерно через полгода после моего вселения, Берник приехал днём. Неожиданно. Я одна в доме была.

На улице зима, февраль. Он меня усадил к себе в «роллс», и мы поехали. Приехали в Питер, остановились на Обводном, от моего дома недалеко.

Он говорит: «Олька, прости. Не я эту жизнь придумал. Возьми вот…»

И даёт мне кредитку.

«Тут ежемесячный лимит — пять штук еврос, ровно год карта валидная будет. А это — ваучер. Выберешь любую квартиру в «Синтеке», они мне должны… В общем, иди, живи, как хочешь, смерти мне не желай только…»

Кнопку нажал на брелке — дверь открылась. Я сижу рядом с ним, а он смотрит куда-то вдаль. Я говорю: «Боря… Зачем мне ваучер? Мне что, жить негде?»

Он ко мне повернулся, не понимает, о чём я.

«Борь», — беру его за руку, — «Поедем обратно. Домой. По «четверке» скоро «Сердце Леды» начнется… И окно закрой, пожалуйста, холодно».

Он завел мотор, поехали. Выехали за город, он останавливается на обочине. Говорит: «Знаешь, я, наверное, с Ленкой разведусь. И вообще, зачем мне все это? Я больше не хочу…»

В тот день мы не вернулись в усадьбу.

Сначала — «Ройал», с друзьями его просидели там часа три, шампанское пили… Затем «Водный мир». Я не помню даже, что мы там делали, какие-то танцы, огни… Ночевали на веранде, в «Сохо». Семнадцатый этаж, зеркальный потолок, мавр с опахалом…