Абсолютная власть

Они на машине Джека возвращались в город. Солнце стояло на уровне глаз и с каждой милей опускалось все ниже. На кладбище они сидели в машине почти два часа: она не хотела уезжать. Как будто ждала, что он выйдет из могилы и присоединится к ним.

Она немного опустила стекло, и плотный поток воздуха ворвался в машину, развеивая запах новой машины и своей влажностью предвещая дождь.

– Следователь Фрэнк не собирается закрывать дело, Кейт. Он разыскивает убийцу Лютера. Наконец, она взглянула на него.

– Меня не волнует, что он говорит. – Она прикоснулась к своему носу, который покраснел, распух и сильно болел.

– Хватит, Кейт. Он же не хотел, чтобы Лютера убили.

– Неужели? Дело, полное вопросов, рассыпается в прах перед началом суда, и все его участники, включая следователя, выглядят законченными идиотами. И вот вы получаете труп и закрытое дело. Повтори-ка теперь, что хочет следователь?

Джек остановился перед красным сигналом светофора и откинулся на спинку сиденья. Он знал, что Фрэнк был откровенен с ним, но не было никакого способа убедить в этом Кейт.

Светофор мигнул, и Джек продолжил движение в потоке машин. Он взглянул на часы. Ему нужно было возвращаться на работу, если, конечно, она еще была у него.

– Кейт, я думаю, тебе сейчас нельзя быть одной. Что если я останусь у тебя на несколько ночей? Ты варишь кофе утром, а мое дело – ужины. Идет?

Он приготовился к немедленному отрицательному ответу и уже обдумал контраргументы.

– Ты уверен в этом?

Джек вгляделся в ее лицо; на него смотрели широко раскрытые, покрасневшие глаза. Казалось, каждая клеточка ее тела готова закричать от боли. Переживая то, что для них обоих, несомненно, являлось трагедией, он неожиданно осознал, что по-прежнему не отдает себе отчета в силе испытываемой ею боли и вины. Это ошеломило его даже больше, чем звук выстрела, когда он сидел и держал ее руку.

– Уверен.

В ту ночь он расположился на диване. Он лежал, натянув одеяло до подбородка, чтобы защититься от сквозняка, дувшего ему в грудь из невидимой щели в окне. Потом он услышал скрип двери, и она вышла из спальни. На ней был тот же халат, что и раньше, волосы были крепко стянуты в пучок. Ее лицо выглядело свежим и чистым, лишь небольшой румянец на щеках выдавал душевную травму.

– Не нужно ли тебе чего-нибудь?

– Нет. Этот диван намного более удобный, чем я думал. У меня до сих пор сохранился точно такой же из нашей квартиры в Шарлоттсвилле. Думаю, в нем не осталось ни одной целой пружины. Полагаю, они все ушли в отставку.

Она не улыбнулась, но села рядом с ним.

Когда они жили вместе, она каждый вечер принимала ванну. Ложась в постель, она пахла так хорошо, что это едва не сводило его с ума. Этот запах был таким же чистым, как дыхание новорожденного. А потом она замолкала, до тех пор, пока он, истомленный, не ложился на нее сверху, и она со своей беззастенчиво порочной улыбкой гладила его, а он в течение нескольких минут думал, что миром, бесспорно, правят женщины.

Ее голова склонилась к его плечу, и он обнаружил, что его основной инстинкт отчетливо дает себя знать. Но ее явная усталость, абсолютная апатия быстро положили конец неуместным мыслям, и он почувствовал неприятный укол совести.

– Я не уверена, что составлю тебе хорошую компанию. Неужели она поняла, что он чувствовал? Каким образом? Ведь все ее мысли, должно быть, витали далеко отсюда.

– Развлечение не входило в программу. Я сам позабочусь о себе, Кейт.

– Я очень ценю твою поддержку.

– Для меня сейчас нет ничего более важного.

Она сжала его руку. Когда она поднялась, чтобы уйти, полы ее халата разошлись, открыв для взгляда больше, чем ее длинные, изящные ноги, и Джек был рад, что этой ночью они спят в разных комнатах. Размышляя, он не сомкнул глаз до раннего утра, его мысли перескакивали с одного на другое, начиная с рыцарей в белых одеждах со сверкающими мечами, обезображенными пятнами ржавчины, и кончая юристами-идеалистами, спящими в горестном одиночестве.

В третью ночь он вновь расположился на диване. И, как и прежде, она вышла из своей спальни; легкий скрип двери заставил его отложить в сторону журнал, который он читал. Но на этот раз она не подошла к дивану. Наконец, он повернулся к ней лицом и обнаружил, что она наблюдает за ним. Но теперь она не выглядела безразличной. И теперь на ней не было халата. Она повернулась и ушла обратно в спальню. Дверь осталась открытой.

На мгновение он замер. Потом поднялся, подошел к двери и заглянул внутрь. В темноте он различил ее силуэт на кровати. Одеяло лежало в ногах кровати. Он видел очертания ее тела, когда-то настолько же знакомого ему, как и свое собственное. Она, не отрываясь, смотрела на него своими миндалевидными глазами. Она не протянула ему руки; он вспомнил, что она никогда не делала этого.

– Ты уверена в этом? – Он чувствовал, что обязан задать этот вопрос. Он не хотел, чтобы утром она обо всем пожалела и почувствовала себя униженной и смущенной.