Абсолютная власть

Минуту спустя она вернулась. На ней был халат длиной до щиколоток. Ноги были босые. Джек поймал себя на том, что уставился на ее ступни. Она перехватила его взгляд и посмотрела на него. Он быстро поднял глаза.

– Как твоя лодыжка? Выглядит отлично. – Он улыбнулся.

Она нахмурилась и резко сказала:

– Уже поздно, Джек. Что с ним?

Он прошел в маленькую гостиную и сел. Она села напротив.

– Он позвонил мне пару часов назад. Мы перекусили в той забегаловке около Истерн Маркет, а затем пошли прогуляться. Он сказал, что хочет просить меня об одолжении. Что у него неприятности. Серьезные неприятности с какими-то людьми, которые могут нанести ему большой вред. Очень большой.

Засвистел чайник. Она вскочила. Он наблюдал, как она бежит на кухню; вид ее ягодиц, очерченных тканью халата, пробудил в нем поток воспоминаний, от которых ему отчаянно захотелось избавиться. Она вернулась с двумя чашками чая.

– И что это за одолжение? – Она отпила из чашки. Джек к чаю не притронулся.

– Он сказал, что ему нужен адвокат. Точнее, ему может понадобиться адвокат. Хотя может и не понадобиться. И он хочет, чтобы этим адвокатом стал я.

Она поставила чашку на стол.

– И это все?

– А разве этого недостаточно?

– Может быть и достаточно для честного, уважаемого человека. Но только не для него.

– Боже мой, Кейт, он был испуган. Я никогда не видел его испуганным, а ты?

– Я видела все, что мне нужно было в нем видеть. Он сам выбрал свой образ жизни и теперь, очевидно, пожинает плоды.

– Господи, он же твой отец!

– Джек, я не хочу продолжать этот разговор. – Она приготовилась встать.

– А что если с ним что-нибудь случится? Что тогда?

Она холодно взглянула на него.

– Случится, так случится. Это не моя проблема.

Джек поднялся и собрался уходить. Затем повернулся к ней; его лицо покраснело от гнева.

– Я расскажу тебе, как прошли похороны. В самом деле, какая тебе разница. Я пришлю тебе копию свидетельства о смерти. Вклей его в свой альбом с вырезками из газет!

Он не предполагал, что она может подскочить к нему так быстро, и он целую неделю будет чувствовать эту пощечину, как будто кто-то плеснул ему на щеку кислотой.

– Как ты смеешь?! – Ее глаза жгли Джека, в то время как он медленно потирал щеку.

Затем у нее из глаз хлынули слезы, хлынули с такой силой, что халат стал мокрым.

– Не стреляй в парламентера, – сказал Джек как можно спокойнее. – Я сказал это Лютеру и говорю тебе: жизнь чересчур коротка для этого дерьма. Я давно потерял обоих моих родителей. Ладно, у тебя есть основания не любить его. Это твое дело. Но старик любит тебя, беспокоится о тебе, и даже если ты считаешь, что он испортил тебе жизнь, ты должна уважать эту любовь. Это мой совет тебе; принять или отвергнуть его – твое дело.

Он шагнул к двери, но она опять оказалась там раньше его.

– Ты ничего об этом не знаешь.

– Ладно, я ничего об этом не знаю. Возвращайся в свою постель. Я уверен, ты будешь спать спокойно, и тебя ничто не потревожит.

Она схватила его за пальто с такой силой, что повернула его, хотя он весил фунтов на восемьдесят больше ее.

– Мне было два года, когда его посадили в последний раз. Когда он вышел, мне было девять. Ты понимаешь, насколько стыдно маленькой девочке было за то, что ее папа в тюрьме? Чей папа зарабатывает на жизнь тем, что крадет вещи у других людей? Когда в школе детей спрашивают о родителях, и отец одного ребенка – врач, другого – водитель грузовика, и когда подходит твоя очередь, учитель пялится в пол и сообщает классу, что у Кейт временно нет папы, потому что он совершил нехороший поступок, и поэтому она пропустит свою очередь?! Ему никогда не было до нас никакого дела! Никогда! Мама все время так за него волновалась! Но она хранила ему верность до самого конца. Она старалась облегчить ему жизнь.

– Но она в конце концов развелась с ним, Кейт, – осторожно напомнил ей Джек.

– Только потому, что у нее не оставалось выбора. И как только ее жизнь начала понемногу налаживаться, в ее груди обнаружили опухоль, и она сгорела за шесть месяцев.

Кейт оперлась о стену. Она выглядела настолько усталой, что на нее тяжело было смотреть.

– И ты знаешь, что самое дурацкое? Она не переставала любить его. После всего того невероятного дерьма, в которое он ее окунул. – Кейт покачала головой, с болью осмысливая слова, которые только что произнесла. Она взглянула на Джека, ее подбородок слегка вздрагивал.

– Ну ладно, достаточно. Ненависти во мне хватило бы на нас обеих. – Она смотрела на него со смешанным выражением гордости и правоты.

Джек не знал, что он чувствует сильнее: почти полное физическое истощение либо желание высказать все то, о Чем он умалчивал в течение многих лет, но что постоянно порывалось выйти наружу. Все то время, когда он наблюдал за этой игрой. И сдерживался ради того, чтобы сохранить расположение к нему красивой и жизнерадостной женщины стоящей сейчас перед ним. Полностью отвечавшей его представлениям о совершенстве.

– Значит, ты так понимаешь справедливость, Кейт? Ненависть уравновешивает любовь?

Она отступила назад.

– О чем ты?

Он надвигался на нее, а она отступала в маленькую комнату.