Абсолютная защита

Прошло несколько дней. За это время ничего особенного не произошло, за исключением, пожалуй, того, что следствие было закончено. Мне, как адвокату, дали возможность ознакомиться с делом перед судом. Основная позиция обвинения по делу заключалась в том, что моя подзащитная, вступив в сговор с Сергеем Ломакиным, погибшим при взрыве, организовала убийство собственного мужа с целью завладеть его деньгами и стать прямой наследницей. Таков был мотив ее преступления. Всякие попытки следствия определить, жив ли охранник Сергей Ломакин, не увенчались успехом. Я сам постепенно стал забывать об этом. В конце концов, пусть это останется тайной, в которую со временем я, возможно, и буду посвящен.

Были еще малоприятные для меня обстоятельства. Мои планы развалить это дело на основании того, что записи, которые были предоставлены следователю Николаем Громовым, сделаны незаконно, рухнули, так как это было дополнительным доказательством, а основным являлись показания двух свидетелей: того же Громова и некоей Насти Лобовой.

Кто такая Настя Лобова? Все данные о ней были в запечатанном конверте. Я знал, что иногда следствие специально запечатывает данные о свидетеле в конверт, чтобы со стороны подозреваемых или обвиняемых не было никакого давления на этого свидетеля. На конверте была надпись: «Вскрыть на судебном заседании». Ну что же, будем думать, кто такая Настя Лобова…

Конечно, прямые показания свидетелей значительно ухудшали наше дело. Я по два раза прочел показания Громова и таинственной Насти Лобовой. Показания обоих были достаточно объемными – пять-шесть страниц Громова и две – Лобовой. Но суть их можно было выразить несколькими словами: между покойным банкиром и его супругой были сложные личные отношения, часто выливающиеся в скандалы. Супруга была неверна мужу, и это стало возможным мотивом ее участия в убийстве. Громов даже припомнил случай, что слышал однажды в приемной банкира, как моя подзащитная угрожала мужу.

Конечно, я не очень верил его словам. Скорее всего они были чем-то продиктованы. Но, с другой стороны, меня удивляла его позиция. Если Громов заодно с Яном и его мафией, то почему же они позволили ему дать такие показания? Это было очень странно и совершенно для меня непонятно.

Наконец наступил день суда. Я приехал к двенадцати часам дня. Народу в зале было много. В основном пришли сотрудники банка, в котором работал покойный Солодовников. Среди сотрудников выделялись две группы. Одни были чисто банковские служащие, другие, вероятно, служба охраны во главе с Николаем Громовым. В зале также находилось много девушек. Вероятно, это были сослуживицы банкира, а может, и знакомые Марины.

Я внимательно всматривался в лица присутствующих, отыскивая среди них Яна. Но его не было. Хотя, впрочем, зачем ему тут светиться? Наверняка Служба безопасности сумела пронести в зал суда микрофоны и передатчики, а может, и видеокамеры, которые станут транслировать ход судебного заседания, и сейчас Ян сидит где-нибудь в «шестисотом» «Мерседесе» недалеко от здания суда и спокойно слушает и наблюдает. Скорее всего так и есть…

Вскоре в зал ввели Марину. Она была одета в юбку и темно-серую кофточку. Я обратил внимание, что на ее лице появились темные очки в темной оправе. Я знал, что таким приемом часто пользовались подсудимые, чтобы придать себе более респектабельный вид.

Началось все как обычно. Суд объявил свой состав, ознакомил с составом сторон. Обвинение, как и предполагалось, осуществлял старший прокурор районной прокуратуры, одетый в серый мундир. Следователя, естественно, в зале заседаний не было – не любят они ходить на судебные заседания.

Судья зачитал обвинение. Оно было на двух страницах. Затем судья перешел к исследованию доказательств.

Сначала решили допросить свидетелей. Первым являлся, естественно, Николай Громов. Подойдя к стойке, где дают клятву, он быстро произнес стандартные слова, что собирается говорить правду и одну только правду. Затем начал свой рассказ. Суть его заключалась в том, что в один из дней в приемной он услышал прямые угрозы со стороны Марины в адрес ее мужа, что я, мол, тебя убью. В этот день они поссорились, и, выскочив из кабинета мужа, Марина в открытые двери стала угрожать ему. А в приемной случайно оказался Николай Громов.

После того как он закончил давать показания, судья задала ему несколько вопросов. Затем подключился прокурор. Суть его вопросов сводилась к тому, могла ли подсудимая, жена банкира, заказать убийство собственного мужа. Громов ответил утвердительно. Тогда слово было предоставлено мне.

Естественно, я сразу выделил: что значит «могла ли»? Зачем прокурор задает такие оценочные вопросы? Должен быть поставлен конкретный вопрос. Во-вторых, я начал допытывать Громова, когда это произошло. Точной даты Громов назвать не мог. Сказал, что не помнит.

– Как же тогда суд может квалифицировать ваши показания в качестве эпизода по этому делу, если мы не обладаем ни датой, ни временем? – сказал я.

Громов стал пытаться вспомнить и назвал дату – шестнадцатое апреля.