Спустя годы мама заговорила со мной об этом. Она сказала, что очень беспокоилась обо мне. По выходным я выглядел бледно и задумчиво и все глубже проваливался в себя по мере приближения игры. Сначала она списывала мое состояние на предматчевый мандраж, но быстро поняла, что проблема куда серьезнее. Мне было грустно. Я не хотел выходить из дома из-за того, что ждало меня снаружи. Мама понимала, что прямой разговор со мной лишь усилит мою боль и что я попытаюсь сделать вид, что все в порядке и ей не о чем беспокоиться. Это происходило не каждую неделю. Иногда я играл очень хорошо и осознавал это, чувствуя себя увереннее и крепче. Но меня не сильно хвалили за удачные матчи – лишь меньше критиковали. Но я был рад любому послаблению.
Впрочем, оно длилось недолго – пара неточных передач или продолжительное движение без мяча возвращали все на круги своя. Первыми заводились болельщики с «курятника», восточной трибуны напротив технической зоны и скамеек запасных, где собирались самые горячие фанаты клуба. С учетом того, какой шум могут произвести 30 тысяч глоток, начало больше походило на жужжание. Когда эти выкрики доходили до других секторов, скорость распространения возрастала. Свист и улюлюканье охватывали весь стадион, подобно раку. Я знал, как это происходит, и я так боялся, что не мог даже спокойно принять мяч. Это было дико. Мне всегда хорошо удавалось отбирать мяч у крайних или центральных защитников и разгонять атаки. Я играл так с раннего детства и сейчас так играю. Это самое естественное для меня действие на поле. Но в то время я жутко боялся сделать что-то не так.
Я видел, что могу открыться и получить пас, и начинал осторожничать. Вдруг за мной по пятам следует соперник? Я чувствовал давление и не открывался под передачу, потому что опасался, что это лишь приведет к новым оскорблениям с трибун.
Иэн Бишоп был одним из самых одаренных игроков клуба. Он был старше меня, но в плохие периоды проходил через то же, что и я. Удивительно. В команде были и другие, более брутальные игроки, которым поклонялись только за то, что они иногда шли в подкат. После моего ухода в «Вест Хэме» играл Майкл Каррик, и его оскорбляли точно так же. Почему? Просто он хотел играть хорошо. Это странно: в «Вест Хэме» гордятся тем, что команда всегда следовала духу игры и стремилась играть в футбол, но сейчас тех, кто пытался вновь разжечь этот дух, возненавидели. Ни один растущий молодой игрок не может обойтись без ошибок. Без них нельзя научиться. Никто не идеален. После ухода Майкла из «Вест Хэма» мы с ним общались и нашли общие черты в том, как с нами обращались.
Однако в моем случае все было гораздо более ядовито. Отчасти из-за ситуации с папой и Харри, но думаю, что в любом клубе можно найти одного-двух игроков, которые подвергаются нападками даже в случае качественной игры и побед.
Это в природе людей – или даже в природе футбольных клубов.
Пауло Ванчопе разносили в пух и прах, особенно когда команда испытывала трудности. Пауло был необычным игроком. Он мог великолепно играть в один день и не столь великолепно в другой. Но это случается с каждым! Такой уж он был, и для талантливых футболистов это не редкость. Когда критика бьет по их уверенности, появляется серьезная проблема. Бывает, смотришь одноклубнику в глаза и видишь лишь страх и ненависть – ни внутренней силы, ни страсти. Единственное, что заполняет их мысли – страх перед тем, что может произойти. Это не идет на пользу футболу. Я сталкивался с этим в «Вест Хэме» и сейчас не реагирую на критику так остро. Теряя мяч, я могу справиться с этим и не стесняюсь вернуть его себе, но тогда я пережил очень темные моменты – дни, недели, даже месяцы.
Каждый раз, когда я выходил со скамейки на разминку, определенная часть трибуны начинала меня оскорблять. Я быстро пробегал мимо них и прятался возле углового флага. Возвращаясь, я поступал точно так же – такое вот ребячество. Бывало, что я совершенно не хотел играть – когда сидел на скамейке запасных, а грязь с трибун уже лилась, и я надеялся, что Харри меня не выпустит, и мне не придется столкнуться с большим. Тогда мне хотелось лишь уйти, не оглядываясь.
У меня не было ни сил, ни воли, чтобы идти вперед. Я стал замкнутым и подавленным из-за всей этой ситуации. Папа все знал. Он видел меня в игре, на тренировках и в семейном кругу. На футбольном поле можно спрятаться, и это довольно несложно – я видел, как игроки это проворачивают. Пару раз теряя мяч, они начинают опасаться новой потери, требуют у тебя паса, а сами бегут в противоположном направлении. Признаться, я и сам так делал в худшие свои моменты. Папа это замечал, но никогда не ругал меня. Вместо этого он мотивировал меня искать встречи с мячом, придерживаться основных футбольных ценностей, смотреть страху прямо в глаза и преодолевать его.
Иногда мне казалось, что я иду ко дну, но папа всегда был рядом и вновь вытаскивал меня на сушу.