– Плохо, когда много людей умирает в одно время и одинаково. Никакого удовольствия. Каждый должен умереть своей собственной смертью.
Оцени, Цивилизованный Человек, невероятную наивность такого ответа. Но все же подумай и о несомненной правде, которая кроется под этой наивностью. Правде, которую неплохо бы осознать всем.
Более того, эти люди не ссорятся между собой, у них нет ни кровной вражды, ни преступлений из ревности, ни убийств.
И вот к какому выводу я пришел: этот народ не знает насильственной смерти – за исключением, разумеется, несчастных случаев.
Как жаль, что они происходят здесь столь часто и почти всегда со смертельным исходом. Но я приписываю это дикости окружающей природы и беспечному характеру этих людей. Ни одно из таких происшествий не остается без внимания. Жрец, с которым у меня установились неплохие отношения, удручен их частотой и постоянно предупреждает народ, призывая его к осторожности.
Он хороший человек.
А теперь запишу самую свежую, самую чудесную новость. (Хэдвелл глуповато ухмыльнулся, немного помедлил и снова склонился над дневником.)
Меле согласилась стать моей женой! Церемония начнется, как только я закончу эти записи. Празднества уже начались, и к пирушке все готово. Я самый счастливый человек на свете, потому что Меле – красивейшая из девушек. А также и самая необычная.
Она очень заботится о других. Возможно, даже слишком. Она все время настаивала, чтобы я продолжал что-нибудь делать для деревни. И я многое сделал. Я закончил для них оросительную систему, научил выращивать несколько быстрорастущих съедобных растений, показал основы обработки металлов и многое другое – слишком долго перечислять. А она хотела, чтобы я делал еще и еще.
Но с меня хватит. У меня есть право на отдых. Хочу провести долгий томный медовый месяц, а потом годик поваляться на солнышке, заканчивая книгу.
Меле никак не может этого понять и упорно твердит, что я должен продолжать работать. И еще она говорит о какой-то церемонии, связанной с «Ультиматом» (если я правильно перевел это слово).
Но я сделал достаточно. Я отказываюсь работать – как минимум ближайший год или два.
Церемония «Ультимат» начнется сразу после нашей свадьбы. Полагаю, это какая-то высокая почесть, которой этот простой народ желает меня одарить. И я на нее согласился.
Наверное, будет очень интересно».
Все жители деревни, возглавляемые старым жрецом, направились к Вершине, где совершались все игатийские свадьбы. Мужчины украсили себя церемониальными перьями, а женщины надели ожерелья из ракушек и разноцветных камешков. Четверо дюжих мужчин в середине процессии тащили какую-то странную конструкцию. Хэдвеллу удалось бросить на нее лишь мимолетный взгляд, но он знал, что ее после торжественной церемонии вынесли из ничем не украшенной хижины с крышей, крытой черной соломой, – какого-то храма.
На шатком плетеном мостике процессия вытянулась цепочкой. Замыкавший шествие Катага еле заметно улыбнулся и снова украдкой провел ножом по надрезанному канату.
Вершина оказалась узким выступом черной скалы, нависающим над морем. Хэдвелл и Меле стали на краю, лицом к жрецу. Едва Лаг воздел руки, все затаили дыхание.
– О великий Фангукари! – воскликнул жрец. – Возлюби этого человека Хэдвелла, посланца своего, явившегося к нам с небес в сверкающем шаре и свершившего для Игати столько, сколько не делал еще никто. И возлюби дочь свою, Меле. Научи ее любить память о своем муже – и оставаться преданной вере своего племени.
При этих словах жрец многозначительно посмотрел на Меле. И Меле, высоко подняв голову, ответила ему тем же.
– И объявляю я вас, – произнес жрец, – мужем и женой.
Хэдвелл заключил жену в объятия и поцеловал. Люди радостно закричали. Катага лукаво ухмыльнулся.
– А теперь, – сказал жрец, постаравшись придать голосу как можно больше радушия, – я хочу сообщить тебе приятное известие, Хэдвелл. Великое известие!
– Вот как? – отозвался Хэдвелл, неохотно отпуская законную супругу.
– Мы оценили твои дела, – сказал Лаг, – и нашли, что ты достоин… Ультимата!
– Что ж, спасибо, – сказал Хэдвелл.
Жрец взмахнул рукой. Четверо вынесли тот самый странный предмет. Только теперь Хэдвелл смог разглядеть, что это платформа размером с большую кровать, изготовленная из какого-то древнего на вид дерева. К ней были приделаны всевозможные клинья, крюки, заостренные раковины и острые шипы. Имелись и пока пустые чаши, и многочисленные приспособления странной формы, о назначении которых Хэдвелл так и не смог догадаться.
– Вот уже шесть веков, – сказал Лаг, – Инструмент не выносили из Храма. Шесть веков со времен героя-бога В'Ктата, в одиночку спасшего народ Игати от уничтожения. И вынесли его ради тебя, Хэдвелл.
– Нет, я не достоин подобной чести, – сказал Хэдвелл.
Толпа одобрительно загудела, оценив его скромность.
– Поверь мне, – искренне произнес Лаг, – ты достоин. Принимаешь ли ты Ультимат, Хэдвелл?