Он любил жену и за эти уточнения, конечно, слегка наигранные, в которых явно слышались подстегивание действовать дальше, поддержка. То есть Елена давала понять, что ей не все равно, зачем он уединяется в свой кабинет, она отпускает мужа от себя и детей именно работать. Писать.
Мебели в кабинете немного – письменный стол, столик для компьютера, два стула с подлокотниками, короткая и специально неудобная, чтоб не залеживаться, кушетка и еще во всю стену, от пола до потолка, стеллаж с книгами… Вообще, книги в квартире Гавриловых были повсюду, даже в детской два шкафа, а на антресолях, в темнушке громоздились кипы старой периодики.
Перед началом работы над основным трудом своей жизни (окончательное название Гаврилов до сих пор не нашел) он постарался собрать на стеллаже именно те книги, что были необходимы для дела; Станислав Олегович черпал из них факты, цифры, заряжался праведным гневом и вдохновением скорее донести до читателя свое произведение… Правда, в последнее время нашелся и новый источник зарядки – Интернет.
С год назад Гаврилов создал свой сайт, нечто вроде журнала, под названием «Интеллект-жажда». Примерно раз в неделю он вывешивал новую статью – размышление по какому-либо конкретному событию политической, общественной, литературной или культурной жизни, а бывало и просто рассуждения на отвлеченные, чисто умозрительно-философские темы.
Пользователи знакомились со статьей, а затем в «Форуме» начиналось ее обсуждение, нередко переходящее в бурный спор, не стихающий порой по несколько месяцев… Станислава Олеговича радовали и заводили эти споры, без их чтения он не представлял себе полноценного вечера.
Вот и сегодня, включив компьютер, он набрал самолично придуманный адрес «www.intel.ru» и уже через пару минут погрузился в знакомство с отзывами на свою новую статью о том, что по-настоящему интеллигентным, то есть думающим, ответственным людям не страшны никакие катастрофы, им не грозят ни духовный кризис, ни «губительный надлом» (выражение, позаимствованное у одного из участников прошлого спора по поводу лишения нашей лыжницы золотой олимпийской медали).
Первые отзывы были довольно хамскими по отношению к автору, оппоненты даже не дискутировали, а явно глумились, издевались, смеялись над гавриловской позицией… Не выдержав, он вторгся в «Форум», стал посылать туда слово за словом, точно пускал горячие пули в засевших с той стороны экрана врагов:
«Почитал я ваше собачье гавканье, шелупонь, о моей-де «параноидальной» самодостаточности. Хватит, высказались, погавкали. А теперь слушай сюда, ублюдки! – Гаврилов частенько начинал свои статьи этой вот фразой, не уточняя, кого имеет в виду под «ублюдками»; впрочем, подобный зачин нравился и союзникам, и противникам – оживлял, обострял внимание. – Со мной, ублюдыши, не может случиться ни духовного кризиса, ни вашего любимого «губительного надлома» (экая пошлость!) по определению. Все эти процессы характерны, главным образом, для низового, массового сознания. Это там, где «духовную жизнь» подменяют обычаи и стереотипы, то и дело случаются катастрофы и смуты, неожиданный и потому страшный крах всех привычных устоев. А интеллигентные люди, подобные мне, даже перестроечной эйфорией не очень-то заражались. Мы были уверены: российское население в подавляющем своем большинстве никогда «радикально духовно» не «обновится» ни при каких, даже самых благополучных условиях. Этого не произойдет, потому что произойти не может в принципе. А «радикально духовно обновляться» самим мне и немногим мне подобным как-то и нужды не было».
Гаврилов шелестел клавишами в давно неиспытываемом упоении и очнулся лишь, когда увидел, что набрано целых пять страниц. Тряхнул головой и отвалился на спинку стула.
– Хватит мелочей! – приказал себе. – Пора за главное дело.
Заварил кофе покрепче (кофеварка стояла здесь же, в кабинете, на краю письменного стола) и с чашечкой пересел на кушетку… Отключиться от только что посланного в «Форум» не получалось; чтобы настроиться на труд, имелся еще один верный способ – прочтение страницы-другой из нужного произведения. Особенно подходила для этого русская литература начала прошлого века – тех времен, когда в воздухе уже пахло скорым приходом «мужика с обагренной кровью дубиной».
Гаврилов забегал взглядом по корешкам книг.
Что же?.. Бунин «Окаянные дни», рассказы и очерки Шишкова, томик Венедикта Ерофеева, Астафьев, Маканин, Горький… (Надо бы расставить наконец авторов в хронологическом порядке!) Давыдов, «Тьма в конце туннеля» Юрия Нагибина, Михаил Булгаков, Шукшин (его чудики – наглядный пример убогости попыток проникновения низового слоя в сферу деятельности интеллигенции). Так, еще… Повести Чехова, среди которых хрестоматийнейшая – «Мужики»; Чапыгин, Замятин, Вольнов, враждебный, но полезный Савинков… Внежанровые, зато классические Василий Васильевич Розанов и Василий Витальевич Шульгин… А, вот, Пришвин! Пришвин сейчас как нельзя кстати.
Станислав Олегович вскочил, чуть не расплескав кофе, снял тощую книжечку со стеллажа, снова уселся.