Абсолютное соло

Снова рядом с молодым человеком. Он откупорил баночку, плеснул ей в бокал прозрачную жидкость и, откинувшись на спинку стула, покуривая, смотрел ей в лицо.

– И до скольких здесь? – спросил как-то слегка насмешливо, когда Марина отпила джин-тоника.

– До десяти вообще-то.

– И как, нравится?

– Работа? Да так, – она старается говорить медленно и раздельно, чтоб ее ужасная дикция не резала слух, – нормальная работа…

– Развеяться хочешь?

Марина подняла глаза от бокала, уперлась в спокойный, уверенный взгляд. Человека с таким взглядом бояться нечего – она нужна ему на несколько часов. Провести время, обновить впечатления. Уже бывало так раза три, и все заканчивалось хорошо. Сначала в клуб, там танцы, коктейли, бильярд, серые, напоминающие батарейки для электронных часов, маленькие таблетки, после которых становится небывало весело и легко; потом – бешеная гонка по ночным проспектам, яростный, похожий на драку, секс, минуты сна. И – утро, приятная усталость и опустошенность, «деньги на машину», снова помрачневший, посуровевший после короткой улыбки город… А если повезет… Да нет, и не надо, чтобы везло. Именно так – вечер, ночь, утро. А там пусть снова эта «Забава», Антон, Верка, псих Андрей месяц, другой…

– Ну? – молодой человек хлебнул пива. – В «Клео» была? Неплохой клуб на самом деле. Развеемся слегка, обстановочку сменим.

Марина пожала плечами.

– Нет, ты решай, – подтолкнул начавший терять терпение голос, – да, нет. Заезжать к десяти?

Отказаться – запросто найдет другую. И другой перепадет ее порция веселья. Марина находит уверенные глаза, спрашивает своими: «Правда, просто развеяться, на ночь?» – получает в ответ усмешку: «А чего ты еще хочешь?» – и, успокоившись, поверив, соглашается.

Молодой человек кладет руку ей на плечо, чуть сжимает; во взгляде приятное удивление: «Хм, тонкая, а крепенькая!» Он встает:

– Значит, забили – в десять часов.

– Хорошо… да…

Проходя мимо стойки, он небрежно, как бы случайно кинул на блюдце для денег розовую бумажку. Открыл дверь, исчез. Дверь поползла за ним следом, но на полпути остановилась, замерла. Марина скорей закрывает ее, а Алла Георгиевна шепотом радуется:

– Вот бы все такие, господи, все бы, а… И сдачи не взял… сорок два рубля подарил…

В коридоре столкнулся с хозяйкой, та моментально, точно того и ждала всю первую половину дня, принялась ворчать, не пуская Игоря пройти к себе:

– Что там ночью было такое? У меня головные боли, сердце… и не поспать. Звонки, хождения…

Игорь, взвинченный своим настроением, отвечает резко, почти криком:

– Ко мне могут приходить знакомые. Мы не договаривались, что я не должен никого принимать. Так?

– Н-но!.. Но не в два часа ночи! – с готовностью перешла на повышенный тон и старуха. – До одиннадцати положено…

– Можно пройти? У меня дела!

Он двинулся на старуху, та отшатнулась и уже в спину ему стала бросать:

– Если так… Вот как раз срок подходит… Собирайте вещи и после первого!.. Знаю, кто эти знакомые!..

Игорь захлопнул дверь, хозяйка умолкла, и он тут же о ней забыл… Так, надо хорошенько побриться. Лучше б, конечно, станком, но лезвий нет, а электрическая «Агидель» еле работает, и решетки поистерлись – больше царапает, чем бреет… Да, джинсы почистить как следует, ботинки. Крем где-то должен валяться, щетка… Ногти подстричь, сменить носки… Запустил себя, да, запустил… почти Серега Шуруп. Еще «пилот» порвать, бланш под глаз – и вылитый ханыга получится…

Ветер, с утра боровшийся с дождем, все-таки победил, расколол тяжелый свинцовый шатер на небе, и там теперь, как гигантские куски смятой серой бумаги, низкие тучи. Ветер куда-то гонит их, выталкивает за горизонт, приносит на их место другие. Порывы беспорядочны, они колотятся о стены, закручиваются в спираль, мчатся вдоль улицы, взмывают вверх, пробуя на прочность железо крыш, водосточные трубы… Солнце, выскочив из-за тучи, сразу же становится ослепительным и горячим, за минуту успевает согреть воздух, и в эту минуту кажется, что сейчас лето. Но вот очередной серый ком закрывает солнце – и снова холод, сумрак, ледяной, бесящийся ветер…

Игорь шагает по мокрому тротуару, не пряча от ветра лицо, стараясь не обращать внимания, что левый ботинок еще сильнее расползся и угрожающе чвакает, – ничего, завтра купит что-нибудь. Дешевое, но добротное… Впервые за долгое время, будто действительно только что проснувшись, он с интересом разглядывает людей, отмечает, где какой магазин, учреждение; он видит деревья, машины, фонари. И деревья сейчас не просто источник палой листвы, которую нужно собирать с асфальта, а люди не те раздражающие существа, из которых постоянно сыплется мусор… Сейчас он свободен, с него свалилась дрема и тяжесть какого-то одурения, он ничего не боится. Пускай уволят с работы, из комнаты выгонят, но это завтра, сейчас же, сейчас – праздник. Господи, как же он мог так долго не хотеть праздника?!