Абсолютное Зло и другие парадоксы объективной этики

Как есть смысл провести границы? Я думаю, если людей живущих вместе действительно можно назвать одним народом – а именно, они разделяют общие ценности и говорят на одном языке – однородная публичная сфера реальна. Тогда мелкие различия можно сгладить и вынести за скобки, в личную сферу. Если же люди слишком разные, если они не хотят жить вместе, не могут избавиться от дискриминации, границу лучше провести внутри народа, разделить его на более мелкие.

Иначе говоря, есть два одинаково разумных и логичных решения – сегрегация и ассимиляция. Вы спросите – ну а потом? Что будет потом с этими границами? А потом, после размежевания, каждое общество сможет двигаться к свободе со своей скоростью, решая взаимные проблемы путем равноправных переговоров и согласия, а не борьбы за собственное, единственно-правильное видение будущего. И это поможет наконец избавиться от власти, партий и политики – вопросы общего будущего решаются не политическим насилием, не навязыванием воли большинства или меньшинства, а диалогом, просвещением и убеждением, учетом всех мнений и поиском консенсуса. Общие ценности сделают реальным то, что сейчас выглядит как утопия.

Согласуется ли сказанное с этикой? Я думаю да. Ведь так делается шаг к общему договору, который пока невозможен в силу детерминизма. Вы спросите – но не приведет ли это наоборот, к еще большей вражде, ведь обособившись люди отдалятся, перестанут понимать друг друга? А расы? Если смешав всех вместе можно получить некую однородность, то разделившись люди начнут отличаться все больше и больше! В этом возражении есть рациональное зерно. Однако, во-первых, надо иметь в виду, что если культурные интересы реально существуют, то этнические интересы – фикция. Почему? Потому что без культуры нет свободного общества, тогда как этничность – не более чем наследие прошлого, генная солянка, которая не сегодня завтра перемелется биотехнологиями до неузнаваемости. Можно гарантировать, что уже скоро люди будут выглядеть гораздо более одинаково – и красиво! – чем сейчас. Расовые и этнические различия исчезнут навсегда.

Во-вторых, культурный интерес – это всегда движение к свободе. Поскольку культура служит формой, оболочкой этического ядра, между культурами нет принципиальной разницы. Культура развивается тем быстрее, чем свободнее общество и чем больше в нем накоплено ценностей, ведь творчество питается идеями и чем они многочисленней и разнообразней, тем лучше результат. Поэтому культуры взаимообогащаются, заимствуют и перерабатывают внешний материал, и в этом естественном, а не насильственном сближении и заключается правильный культурный интерес. Именно он проявляется в том, что культурные люди сами перенимают лучшее, передовое – и в искусстве, и в быту. Только предоставив возможность каждому народу самому решать судьбу своей культуры, можно обеспечить и отсутствие конфликтов, и общее движение к свободе.

28 Где начало (и конец) подвига?

Неумение справиться с предрассудками – один из примеров нашей зависимости от природы, нашей несвободы. К счастью, люди обладают волей – способностью преодолевать эту зависимость. И хотя сила воли обычно невелика, люди иногда совершают поступки удивительной силы. Мы называем их подвигами.

Преклонение перед подвигом, возведение его в идеал, очевидно, необходимо для свободы, поскольку без него наше движение к ней едва ли было бы возможным. Однако этика не может одобрять подвиг – свободы равно достоин каждый, свобода не является уделом избранных. С другой стороны, жертвенная мораль тоже не может требовать подвига, кроме разве что исключительных случаев, ведь забота о близком человеке обычно взаимна, близкие отношения связывают, роднят людей.

Чтобы разобраться в сущности подвига, надо опять уточнить границы – на этот раз героической морали. В случае героической и жертвенной морали, это несложно. Жертвенная ценит конкретного человека, героическая же превыше всего ставит абстракции – идеи, понятия, принципы. Именно они достойны подвига. И хотя исторически первой идеей было вероятно конкретное «мы», отдельные члены коллектива постепенно стали менее важны. Так возникла граница не только между видами морали, но и между гомо-сапиенсом и человеком – ведь это только человек способен ценить идеи выше людей.