Мотивы. Вот тут-то и подоспели психиатры. Казалось, что у каждого специалиста, чей номер есть в манхэттенских «Желтых страницах» [18]
, имеется свое мнение по делу, основанное на тщательном изучении деталей убийств и текста письма Бреслину. Многие их выводы просочились в газеты. Один из самых растиражированных выглядел так:В спокойные дни между убийствами жаждущая новостей пресса уделяла немало внимания подобным местечковым выводам. Как-то раз в «Пост» даже появилась история о священнике, который самонадеянно полагал, что может предложить себя убийце в качестве заложника.
Кроме того, на протяжении всего лета средства массовой информации, казалось, пытались перещеголять друг друга в игре «Сдайся мне»: все заметные журналисты вроде Бреслина, Пита Хэмилла из «Ньюс», Стива Данливи из «Пост» и нескольких телезвезд обратились к Сыну Сэма с требованием сдаться – причем непременно им.
Даже «Таймс», эта аристократичная леди с 43-й улицы, снимала сливки с происходящего, уделяя неприлично много внимания убийце и расследованию. Должно быть, редакторов тяготила привычка придерживаться фактов вместо спекуляции на массовых убийствах. Поэтому к концу июня «Таймс», осознав, что с этим убийцей на фактах далеко не уедешь, сменила тактику и на равных включилась в конкурентную борьбу с «Ньюсуик», «Тайм» и прочими изданиями со всей страны, да и европейскими тоже.
Избежать участия в этой истерии было трудно, особенно когда группы инициативных граждан, информаци-
онные агентства и корпорации наперегонки начали предлагать вознаграждение в размере сорока тысяч долларов. Впрочем, паника по большей части выглядела чрезмерной. Шансы конкретного человека стать следующей жертвой были ничтожно малы. К тридцатому июля насчитывалось одиннадцать пострадавших. Из скольких миллионов? Тем не менее эта лотерея выглядела слишком уж мрачной.
«Привет из сточных канав Нью-Йорка, полных собачьего дерьма, блевотины, прокисшего вина, мочи и крови», – написал Сэм Бреслину в начале июня. Затем словами, которые могли бы выйти из-под пера Эдгара По, он напомнил миру: «Я все еще здесь. Как дух, блуждающий в ночи. Мучимый жаждой, голодный, редко нуждающийся в отдыхе».
Письмо завораживало своей безупречной отвратительностью и яркими образами. Само дело тоже действовало гипнотически. Величайшая охота на человека в истории Нью-Йорка, смертельная игра между добычей и ее преследователями. Письмо Бреслину лишь подогрело этот интерес.
Обычно люди узнают о преступлении после того, как оно уже совершено. Но в случае с Сыном Сэма все было иначе. Жертвы оглядывались, еще
Дискотеки в Квинсе и Бронксе пустовали. Бизнес нес убытки. Улицы вымирали к полуночи.
К 30 июля 1977 года Нью-Йорк напоминал осажденный город.
Но что же привело к этому?
Согласно данным, известным общественности на тот момент, все началось тихой ночью в четверг, 29 июля 1976 года, когда Майкл и Роза Лория возвращались в свою просторную квартиру на четвертом этаже дома по адресу Буре-авеню, 2860, в районе Пелем-Бей, где проживали преимущественно итало-американцы. Был час ночи.
Майкл, сотрудник манхэттенской автобусной компании, и Роза, работавшая в администрации Нью-Йоркской больницы, также находившейся на Манхэттене, шли домой из ресторана «Шато Пелем», куда они ненадолго заглянули после поминок.