Абсолютные друзья

– Разве они не дали вам сопровождающего?

– Дали. Но она участвовала в операции.

– Не мешала вам прятать парня?

– Согласно Саше, нет. Называла себя Эрна. Блондинка. Весом за четырнадцать стоунов.

Улыбка Эмори становится шире: он знает, о ком речь.

– Мы по-прежнему играем в красных или детство осталось в прошлом? – Ожидая ответа, которого так и не слышит, Эмори выстраивает все сокровища в ряд. – А где мы живем?

– Хампстед.

– И служим в Британском совете?

– Да.

– Двадцать четвертый автобус до Трафальгарской площади?

– Да.

– Есть кто-нибудь? Жена, подруга, сожительница?

– Жена. Беременная.

– Как зовут?

– Кейт. Сокращенно от Кэтрин.

– Понятно. Девичья фамилия?

– Эндрюс.

– Подданная Великобритании?

– Да. Учительница.

– Где родилась?

– В Донкастере.

– Знаете, как давно?

– За два года до меня. Пятнадцатого апреля.

Почему я отвечаю на его вопросы? Почему не советую Эмори заняться собственными делами?

– Что ж, спасибо. – Эмори все взирает на полученную добычу. – Большое спасибо, на случай, если потом забуду вас поблагодарить. С манерами у меня не очень. Я только положу все это в холодильник, если не возражаете, а потом вы сможете отвести меня к вашим подопечным. Для них я – сотрудник Форин Оффис, вот и относитесь ко мне соответственно, чтобы не огорчать меня.

* * *

Насколько известно Манди, это тот самый полицейский участок, где его избивали, но, поскольку все опасности уже позади, ему это до лампочки. Эмори позвонил заранее, обо всем договорился. Он и его сержант заняли места, на которых сидели Манди с Эрной, позади Стива, шофера, а Манди посадили рядом дальше, и уже Эмори – не Манди отдает приказ труппе выйти из автобуса, после того как тот въехал в большой ангар без единого окна. Опять же Эмори с помощью сержанта собирает труппу в кружок и обращается к ним, в голос в должной мере подпущены строгость и предупреждение.

Они совершили замечательный поступок, говорит он им. У них есть полное право поздравить себя.

– Но у нас есть секрет. Даже два секрета. Один из них – на крыше автобуса, потому что мы не хотим, чтобы в Польше пострадали его отец и мать, братья и сестры. Второй – Эдуард, который стоит рядом с вами, потому что, если в Британском совете узнают, какой он поставил спектакль, поднимется дикий шум и Эдуарду дадут пинка под зад. В функции Совета не входит переправа беженцев через границу. Поэтому наша просьба к вам самая трудная из тех, с которой могут обратиться к актеру. Мы просим вас держать язык за зубами. И не только сегодня вечером, но и до конца ваших дней, аминь.

И после того как сержант зачитывает им соответствующую выдержку из закона о государственной тайне и каждый дает подписку о неразглашении, Эмори весело восклицает: «Also los, bitte, meine Herren!»[73] Группа полицейских, которые терпеливо ждали в другом конце ангара, незамедлительно направляются к английскому автобусу, со всех сторон приставляют к нему лестницы, наводняют крышу, лающими голосами отдают друг другу приказы, суета продолжается достаточно долго, но в конце концов свернутый задник аккуратно, как драгоценную археологическую находку, укладывают на бетонный пол ангара, а потом раскатывают. Звучат громкие аплодисменты, когда из-под ковра и занавески появляется голый, измазанный тавотом мужчина, в клоках ваты, со сверкающими от счастья глазами. Бросается к своим спасителям, обнимает всех, последней и особенно долго Виолу. После этого события развиваются очень быстро и по-деловому. Полиция укутывает поляка в одеяло и уводит. Виола бросается за ним. Ей дозволяют только помахать ему рукой от двери. Стоя на нижней из ступенек, ведущих в автобус, Эмори обращается к ним с последним словом.

– А теперь действительно плохие новости: мы должны задержать Эдуарда в Берлине на день-другой. Боюсь, вам придется прямо сейчас попрощаться с ним и оставить ему всю грязную работу.

Объятья, вопли, театральные слезы уступают места слезам настоящим. А потом психоделический двухэтажный автобус выкатывается из ангара, оставляя Папу наедине с грязной работой.

* * *

Вернувшись в дом на Эстель-роуд на четыре дня позже, чем рассчитывал и он сам, и Кейт, Манди без труда исполняет роль возмущенного наемного работника. И не имеет ровно никакого значения, что каждый из этих четырех дней он звонил Кейт и говорил то же самое. В Берлине его разгневали, и он гневается до сих пор.

– Я хочу спросить, почему они не подумали об этом раньше? – гнет он свое, и не в первый раз. Они, само собой, его безголовые работодатели. – Никакого желания войти в положение конкретного человека, вот что меня раздражает больше всего. Ну почему все валят на одного? – Тут он достаточно удачно имитирует свою добрую фею из отдела кадров. – «Дорогой Манди в Берлине! Как здорово. Пусть останется на несколько дней в нашем представительстве, чтобы встретить всех мальчиков и девочек, прибывающих туда». Она за три месяца точно знала, в какой день я появлюсь в Берлине. А тут повела себя так, будто для нее это сюрприз!