— Что? Сравниваешь меня с очередным агитплакатом? Как там у вас? "Кто твой враг, как ни орк", "Мира нет, когда есть они". Сама продолжишь? — Азар выжидающе уставился на меня.
— У вас разве не так? — спросила я, тоже скрещивая руки на груди. — "И не ступит человек на земли клана, если не закован он в цепи", "Пусть в бункеры прячутся дворфы и люди, а мы обеспечим их ракетами", "Самый питательный суп — из человеческих глаз".
— Это рекламный слоган, если что.
Я с сомнением уставилась на Азара.
— Неудачная шутка.
— Твоя, смею заметить, — отозвался орк.
— Ты, я смотрю, пришел нести свою ненависть в массы.
— А ты — дура, как я погляжу.
— Постараешься выбить из меня дурь ещё пару-тройку раз, а, жлоб?
— С тобой невозможно разговаривать.
Я выдохнула, проглотив ругательство. Мне вспомнились советы Инзамар.
Всё же она права. Свою ненависть здесь, среди миротворцев, надо хотя бы скрывать.
— Присаживайся, — процедила я, не сводя с него глаз.
Он пододвинул кресло к койке и завалился в него.
— Как твое самочувствие? — спросил он таким тоном, что дежурный вопрос прозвучал как очередное оскорбление.
— Завтра меня выпишут.
— Отлично, а то все карманные деньги ушли на твою палату.
— Не обеднеешь. Папаша постарается.
— Может, на самом деле хватит? — резко произнес орк. — Пустая болтовня.
— Хорошо, что тебе от меня нужно?
— Хочу узнать, что произошло. Как так вышло, что щит сыграл против тебя?
Я подтянула колени к груди и обхватила их руками. Возможно, он сможет помочь мне прояснить некоторые детали того боя.
— Расскажи, как ты обычно используешь поля, — спросила я, не глядя на собеседника. Не в первый раз я использовала подобный фокус: если не смотреть на разговаривающего с тобой орка или гоблина, то можно представить, будто ты беседуешь с негуром или очень косноязычным человеком.
— Просто. Через собственное поле вхожу во взаимодействие с полем планеты, и беру себе немного абстрактной энергии земли. Генерирую её посредством ментального указания в целенаправленное действие. Всё.
— И как ты направил энергию тогда, в зале?
— Слабый тепловой луч, так как я был после тренировок, а применение земной энергии всегда приводит к растратам собственной. Потом ударил чуть посильнее. И всё. Через пару мгновений твой щит, странный по консистенции, сдетонировал.
— То есть, это точно был не ты?
— Точно. Не я. До университета я какое-то время занимался боевой магией у себя на родине. Я хорошо умею контролировать взятую энергию.
С чего бы мне ему верить? А с чего бы ему бить меня? Мысли стали похожи на сплошные вопросительные знаки.
— Я тоже довольно давно пользуюсь полями, — медленно начала я, всё ещё не смотря на орка. — Но никто не учил меня применять их. Я делала всё сама, преимущественно направляя энергию на исцеление. Может, я что-то делаю не так…
Я задумалась. А что, если меня отчислят?
Тишина воцарилась в палате: орк, по всей видимости, ждал продолжения.
— Нет, не знаю, — наконец, выдала я, делая вид, что размышляла о природе полей. — Нужно поговорить с учеными, преподавателями.
— Энзимо Шнори, ректор, ждет тебя в конце недели, — сказал Азар, поднимаясь. — В университете заинтересованы этим случаем. Им не терпится написать статью-другую, а твой дружок уже подумывает сменить тему диссертации.
— Который? — не поняла я.
— У тебя их много? Братец того идиота, что решил со мной подраться, — орк направился к двери. Я рассеянно проводила его взглядом и задумалась.
Энзимо Шнори — профессор физики абстрактных полей. Я читала одну из его книг, найденную на просторах университетской сети. За разработку измерителя КПВ он был удостоен премии Мирового Магического Сообщества, ММСки, как называли её студенты.
Я очень надеялась на то, что речь пойдет не об отчислении…
Глава четвертая. Аномалии и феномены
На лекции по истории я клевала носом — преподаватель, человек, мистер Бонэс, монотонным голосом рассказывал о становлении науки и её роли в жизни общества. После первых десяти минут его бубнения, мои мысли сначала покрутились вокруг форм правления в мире древних, а потом я снова принялась думать об аудиенции, назначенной на завтра профессором Шнори. Инзамар посоветовала вести себя тихо и скромно, не спорить и уж тем более не возмущаться — Шнори, по её словам, отличался острой нетерпимостью к выскочкам. Студенты были для него равны: ни оценки, ни заслуги перед университетом, ни тем более высокое положение родителей нисколько не волновали ректора. Шнори был строг и не всегда справедлив, но его слово являлось законом и не подлежало обсуждению.
Теперь я жутко боялась встречи с этим деспотом (именно так я определила для себя его персону, наслушавшись рассказов Инзамар), и думала об этом денно и нощно, ругая себя, орка и негурку, за то, что так меня напугали.
Громкий, пронзительный вой сирены выдернул меня из раздумий, да так резко, что я подскочила на скамье.
Претенденты начали галдеть, оборачиваться, вскакивать с мест. Мистер Бонэс вскинул голову и заорал так пронзительно, что вопль сирены показался писком мыши.