Абу Нувас

— Абу Али, ты давно не говорил нам ничего нового. Сложи стихи, восхваляющие нас, и мы щедро наградим тебя. — Потом прибавляет со смехом: — А если нам не понравятся твои стихи, мы искупаем тебя в том пруду.

Кровь ударяет Хасану в голову — этот мальчишка обращается с ним как с шутом! Пусть будет так, ведь молодой халиф подобным же образом обходится со всеми, кто ниже его и кого он не боится.

— Слушаю и повинуюсь, повелитель правоверных, — отвечает Хасан. — Но мне неудобно на этой низкой подушке, твое царское сиденье подошло бы мне больше.

Амин нахмурился:

— Ты дерзок сегодня, Абу Али, видно, наша благосклонность к тебе была слишком велика. Хорошо, садись на мой трон, но знай — если ты сложишь хорошие стихи, мы дадим тебе хороший подарок, а если оплошаешь — мы примерно накажем тебя!

Хасан подумал: «Будь я моложе, что бы я ему сказал!» Но, посмотрев в разрумянившееся лицо халифа, улыбнулся:

— Как ты красив, повелитель правоверных, а еще красивее ты был, помнишь, тогда, без одежды, когда купался в пруду!

Ибн Мухарик испуганно посмотрел на Хасана и толкнул его локтем, но тот, не обращая на него внимания, встал и подошел к трону. Амин подозрительно посмотрел на поэта, потом все же сошел с трона и уселся на подушку. Хасан понял, что больше шутить нельзя, — опасно. Устроившись на троне поудобнее, еще раз посмотрел на Амина, теперь уже сверху вниз, и нараспев произнес:

— Свет солнца и ясного месяца,
Когда они взойдут, подобен нашему эмиру.
Но если они и похожи на него немного,
То еще больше то, что умаляет их перед ним.
Ведь солнце скрывается, устав к вечеру,
А месяц все уменьшается на своем пути.

Амин закрыл глаза, слушая стихи, потом, не открывая глаз, произнес:

— Мой отец, ар-Рашид, однажды наполнил тебе рот жемчугом. Клянусь Аллахом, я одарю тебя вдвое! Эй, позвать казначея!

Хасан поспешно сошел с трона.

— Повелитель правоверных, ты можешь насыпать жемчуг прямо мне в карман, — сказал он, но Амин засмеялся:

— Нет, стань на колени предо мной, это отучит тебя сидеть на троне халифов.

— Я уже стар, и у меня болят колени!

Но Амин, вытянув свою полную белую руку, сильно толкнул Хасана, так, что тот упал на спину, и, взяв из рук казначея довольно большой мешочек, стал сыпать жемчуг Хасану в рот. Большая часть зерен раскатилась по полу, жемчуг скользил по лицу, а Хасан кричал:

— Довольно, я уже убит твоей щедростью!

Амину быстро надоела забава, и он бросил мешочек с оставшимся жемчугом на грудь Хасану и знаком приказал слугам подобрать раскатившиеся зерна.

— Теперь мы будем пить, а Ибрахим споет нам, а потом мы прикажем петь нашим невольницам, — весело объявил повелитель.

Они пили уже несколько часов, с небольшими передышками. Амину стало жарко, и он приказал подать другую одежду, полегче. Слуги принесли белую атласную джуббу, отороченную собольим мехом и расшитую серебром и черным шелком.

Ибн Мухарик, который влил в себя уже не меньше двух кувшинов вина, уставился на халифа.

— Эй, сын греха, что ты смотришь на повелителя правоверных?! — крикнул Амин.

— Клянусь Аллахом, о великий эмир, я никогда не видел такой вышивки. Даже у твоего родителя, да упокоит его Аллах Своей милостью, не было такой одежды.

Амин поднял брови и поманил слугу:

— Подайте мне другую одежду, а на Ибн Мухарика наденьте мою джуббу!

Слуга выполнил приказ халифа, и Ибн Мухарик, довольный, сел, поглаживая белый атлас.

Когда Амин надел другую джуббу, на этот раз жемчужно-серого цвета, он поднял голову. Видно, ему показалось, что Ибн Мухарик снова смотрит на него. Поэтому он снял и новый наряд, и приказал надеть на Ибн Мухарика поверх первого.

— Это добром не кончится, — шепнул Хасан Ибн Мухарику, вытиравшему лоб, — он вспотел и от жары, и от страха.

А у халифа кривились губы — верный признак того, что он разгневан. Несчастный Ибн Мухарик потел уже в пяти джуббах и не осмеливался протестовать. Вдруг Амин крикнул:

— Эй, скажите на кухне, чтобы нам подали бараньих ножек в подливке, пожирнее и погорячее.

Хасан и все присутствующие, будто сговорившись, облегченно вздохнули — наконец гнев эмира прошел. Но Амин как-то искоса взглянул на Ибн Мухарика, и Хасан понял: тому не миновать беды.

Повар внес дымящееся блюдо с бараньими ножками в подливе и, когда он проходил мимо Ибн Мухарика, Амин, привстал и толкнул повара под руку. Жирная подлива полилась на пол, забрызгала Ибн Мухарика, его платье пропиталось жиром. Он испуганно подобрал ноги, вскочил, стряхивая с себя жидкость и горячие бараньи ножки. А халиф смеялся, всхлипывая и вытирая слезу:

— Эй, Ибн Мухарик, как тебе нравится теперь твое новое платье? А этому слуге, что не почитает собеседников повелителя правоверных, дать десять плетей за неловкость!

Ибн Мухарик одну за одной снял все джуббы. Его собственная одежда тоже была испорчена. Обратившись к Хасану, все еще смеявшийся Амин сказал: