Accel World 11: Непробиваемый волк

— Тогда... ты поругался с Ти? Она злится на тебя, и ты хочешь, чтобы я помог тебе извиниться?

— Н-нет, дело не в этом... да и в таком случае я бы не рисковал показываться ей на глаза...

Харуюки продолжал тихо отвечать, глядя на Такуму краем глаза, а тот с улыбкой сказал ему:

— Даже я не могу понять, почему ты извиняешься. Присаживайся, Хару. Расскажешь за ужином. Ты ведь ещё не ужинал?

На столе стояла квадратная тарелка с шестью аккуратными рисовыми шариками. Рядом же стояло ещё одно блюдо с традиционной японской едой: рагу из цыплёнка и киотской маринованной треской. Как сказал Такуму, он уговорил свою мать заказать ещё один ужин на двоих. Конечно же, Харуюки его об этом не просил, и оттого ему было ещё более неловко. Но, поскольку Утай угостила его только мягкой пастилой, голод по-прежнему оставался при нём, так что он решил отложить вопрос, ради которого пригласил Такуму, и сначала поужинать.

— Прости, Таку... — вновь извинился он и сел напротив друга.

— Ничего страшного, мне наоборот нравится есть с тобой. Дома у нас за столом разговоры только о перспективах мировой экономики и о моих оценках, — сказал Такуму с радушной улыбкой.

Хотя он и был одет в простую футболку и джинсы, изящество его вида от этого ничуть не страдало. «Да уж, мне многое нужно переосмыслить и напомнить себе, что у меня есть такой замечательный друг», — сказал сам себе Харуюки и взял в руку палочки. Пожелав друг другу приятного аппетита, Харуюки начал ужин с пропечённой до коричневой корочки картошки из рагу.

Как не раз рассказывал Такуму, поскольку в семье Маюдзуми работали оба родителя, на столе у них чаще всего оказывались замороженные полуфабрикаты. Но по сравнению с пиццей, которую по вечерам ел Харуюки, эта еда куда ближе к настоящей. Он с наслаждением попробовал всё, что было на столе, и вскоре его желудок умиротворённо затих.

И Харуюки тихо произнёс:

— Я проиграл... — прервав ужин, он посмотрел в глаза напряжённо смотрящего на него Такуму и продолжил, — Сегодня... после школы я пошёл в зону Накано 2... и впервые в своей жизни безнадёжно проиграл. Дуэль шла всего одиннадцать минут, и у противника оставалось 70% здоровья.

Он уронил палочки на стол. Хотя Харуюки и был сыт, но живот его начало наполнять вновь появившееся чувство досады, заставившее его сжать кулаки.

— Но главное... мой противник только на днях стал бёрст линкером... он был первого уровня...

Следующие десять минут Харуюки потратил, во всех деталях рассказывая о случившемся в Накано 2, начиная с того момента, как его затянуло зрителем в бой Фрост Хорна, и заканчивая собственным поражением гениальному новичку Вольфрам Церберу, обладающему невероятными способностями.

Такуму слушал его молча и продолжал молчать какое-то время после того, как Харуюки затих. Наконец, он протянул левую руку и крепко сжал правый кулак Харуюки.

— Одна дуэль ничего не решает, Хару.

Харуюки рефлекторно поднял голову. Такуму разжал хватку, постучал Харуюки по кулаку, а затем отвёл свою руку назад.

— Даже если ты проиграешь сто дуэлей подряд, ты никогда не знаешь, чем закончится сто первая. Разве не в этом прелесть этой игры под названием Брейн Бёрст? Хару, ты думаешь только о том, что был выше его по уровню, но совершенно не замечаешь того, что проиграл в информационной войне. Твой противник знал о твоей способности к полёту всё, а ты ничего не знал о... «Физической Неуязвимости» этого Вольфрам Цербера.

Слова Такуму полнились теплотой и заботой.

Но чем больше сочувствия он проявлял, тем острее становились шипы вины, пронзающие сердце Харуюки. Ведь сам Харуюки в своё время... сказал ему совершенно противоположные слова. Он сказал ему то, что не должен произносить ни один бёрст линкер.

— Прости меня, Таку... — вновь прошептал Харуюки, низко свесив голову. Но в этот раз он всё же постарался выразить словами томящиеся в груди чувства. — Я... не достоин того, чтобы ты говорил мне такие слова, Таку. Ты ведь помнишь... что я сказал тебе тогда? После одной единственной битвы...

Глубокий вдох.

— «Тебе никогда не одолеть меня в Ускоренном Мире. Признай это.»

Пусть он лишь повторял свою старую фразу, но слова эти словно резали его язык ножом. Закончив, Харуюки поднял голову.

Такуму продолжал улыбаться прежней улыбкой, но в глазах его появилась боль, которой раньше не было. Он разомкнул губы, затем снова сомкнул их. Наконец, он решился и ответил, но не словами обвинения:

— Хару... тогда ты имел право сказать мне не только эти слова, но и куда более жестокие. Ведь я... нечестными методами охотился на нашего командира, самого дорогого для тебя человека, твоего «родителя», и проиграл тебе после того, как пытался уничтожить тебя. У тебя была возможность скинуть меня на землю и лишить меня оставшихся очков. Но ты не сделал этого и простил меня. И именно поэтому тех слов, что ты мне сказал, было, скорее, недостаточно.

— Нет. Нет, Таку, ты не понимаешь, — резко прервал его самобичевание Харуюки.