Ачайваямская весна

Еще около сотни лет тому назад этнографы застали сам процесс «превращения» одних народов в другие. Не так уж давно, по сибирским масштабам, на Колыме и Индигирке некоторые группы тунгусов (эвенков) перенимали юкагирский язык, юкагирскую культуру и многие считали себя юкагирами. Самым непонятным в этой истории было то, что в других местах юкагиры, как самостоятельный народ, постоянно уменьшались в числе, сливаясь с соседними народами, часть за частью высвобождали собственные кровные земли. Эти земли заселялись другими. Мелкие юкагирские стойбища все более и более плотно окружались иноплеменниками. Это, естественно, ускоряло процесс ассимиляции. То девушки юкагирские шли замуж за представителей иных народов, то парни юкагирские брали себе жен других национальностей. Этот процесс как лавина: чем дальше, тем скорость выше и разрушения мощнее.

И на фоне таких общих «разрушительных» явлений мельчайшие группы юкагиров окрашивают в юкагирские краски более крупные группировки тунгусов. Почему?

Однако к нашему времени эвенков (тунгусов) стало больше, чем было, а юкагиров осталось только три сотни человек с небольшим.

Есть и другой пример, правда, несколько иного толка. В наше время на реке Таз, в ее верховьях, имеется солидное число северных селькупов. Эти люди официально значатся селькупами, считают себя селькупами, говорят на селькупском языке и сохраняют различные элементы действительно селькупской духовной культуры. Стоило только проследить происхождение каждой из нынешних селькупских фамилий, как выяснилось, что предками их были вовсе и не селькупы.

Нынешние фамилии произошли в основном от ненцев, энцев, кетов, тунгусов и хантов. Однако большой уверенности в том, что незначительное число остальных фамилий и являются селькупскими, нет. Создается такое впечатление, будто в этом месте разные по происхождению люди в результате смешенных браков дали начало новой народности — селькупы. Их язык и некоторые другие элементы культуры, отличающие один народ от другого, совершенно самобытны.

Наконец, есть еще пример того, как возникают совсем новые народы. На Таймыре и прилегающей к нему с юга территории живут долгане. А всего только семь-восемь десятков лет тому назад никакого народа долган в природе не существовало. Здесь коренными жителями были нганасаны и энцы. Жизнь у нганасан и энцев прежде не была сладкой. Когда русские в XVII веке пришли на Таймыр, центр Таймыра — «земля Пясидцкая» была столь же таинственной и опасной, как Центральная Африка для европейцев во времена Ливингстона. Русские сборщики дани — «ясака» — с сокрушением писали о том, что к этой самой Пясиде подступиться невозможно. Она еще долго для всего мира оставалась «терра инкогнито».

Все же за две сотни лет на эту землю проникли кое-какие переселенцы. С юга пришли русские по Енисею. Их в этих местах стали звать «сельдюки» за то, что они промышляли много пресноводной сельди — ряпушки. Из таежных дебрей выходили на Таймыр эвенки и оседали там. С востока шли отдельными семьями и целыми группами семей якуnы.

Настоящей близости с хозяевами этой тундры не возникло, хотя и не было вооруженных столкновений. Однако нганасаны не сближались ни с русскими, ни с тунгусами, ни с якутами.

Для русских, якутов и тунгусов соседи оказались настолько чужими, что они нашли больше общего между собой, чем с ними. Среди русских, тунгусов и якутов на Таймыре появились смешанные браки так быстро, что уже при жизни одного поколения они восприняли единый язык — диалект якутского, стали называть себя по одному из эвенкийских родов — «долганы», а в культуре чего только не унаследовали — от христианства до шаманизма, от пушкинской «Сказки о рыбаке и рыбке» до тунгусской легенды о небесном охотнике.

Да и в наши дни переселится, скажем, семейство из Якутии и работает на Таймыре, числится какое-то время якутами, а дети уже относят себя к долганам. Так что количество долган увеличивается так быстро, как снежный ком в теплую погоду.

Ну а примеров ассимиляции, примеров того, как мелкие группки сливались с более многочисленными и сильными соседями, столь много, что и приводить их не стоит. Подобные явления сами собой разумеются, и ничего таинственного в них нет.

Эти знания нас отнюдь не утешали. От нас требовалось прежде всего определить, кто такие ачайваямские чукчи. То ли они в самом деле потомки коренных жителей соседней Чукотки, то ли они произошли от представителей других народов и в какое-то время стали относить себя к чукчам. А в этом случае надо было уяснить, являются ли они потомством однородной в национальном отношении группы или же разных объединившихся групп. Вариантов здесь могло быть великое множество. Пожалуй, настало время объяснить, для чего все это нам надо.