Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой [Т.1]

("Эволюционный процесс делает свое дело: в пределах царского строя, при Николае I, всем русским, находящимся за границей, было объявлено, что если они в течение определенного времени не вернутся в Россию, их поместья будут отобраны — в казну. А ведь в последнее время царского строя никаких запретов этом отношении не было. Русский мог жить за границей хоть 20 лет, и это ему не возбранялось, и никаких поместий у него не отбирали…")

(Панихида по Н. С. — Л. Д. Блок была — 1921.)

23.11.1925

…Стал искать пульс. Рука дрожала. Озноб? Пульс — удара три в секунду. Наконец нашел. Прислушавшись рукой, я почувствовал быстрые-быстрые, как у кролика, как дрожь, удары, но такие слабые, что их едва можно было почувствовать. И через ряд таких ударов раздавался вдруг один — сильный и медленный. Перебои, оказывается, я принял за пульс при первом прикосновении. Это было в середине вечера. Сразу когда я пришел, АА начала со мной разговор о Н. С. и говорила весь вечер. Все разговоры я запишу дальше, а сейчас отмечу, что во время разговора АА часто вдруг останавливалась. Прикладывала руку к сердцу или ко лбу. Иногда задыхалась и тогда пальцами дотрагивалась до горла. По ее лицу тогда пробегали мучительные тени, где-нибудь появлялась на секунду морщинка или нервное подергиванье. На несколько секунд воцарялась тишина — паузы были мучительны. Раз АА, сложив пальцы в кулак и склонив лицо к подушке, прижала рукой глаз и долго не отводила руки…

Я сгруппировал все эти моменты вместе, чтобы создать то впечатление, какое у меня плавало по сердцу в течение всего вечера. Вот — смотреть на АА, видеть ее такой, целый вечер говорить с ней о работе и обо всем, что живо касается литературы, искусства и прочих хороших вещей, но только не говорить с ней о ней самой — об ее здоровьи, об ее состоянии, обо всем, что мучает! АА не позволяет говорить об этом, всячески избегает таких разговоров, и если я начну все же — сейчас же переводит разговор на другую тему. Старается не показать своего состояния, скрыть все свои недуги и боли; и всем этим мыслям и предаюсь только в ее отсутствие, а при ней они оцепеняющей тяжестью дремлют в сердце, не смея промелькнуть ни в моем слове, ни в жесте, ни во взгляде. Самое страшное бывает, когда АА начнет шутить и острить с самым веселым и счастливым видом о своем здоровье. Тогда словечки "заживо разлагаюсь", "пора на Смоленское" и т. п. скачут с самым наглым озорством…

Я не знаю, достаточно ли рельефно обрисовывают предыдущие страницы то, что я хотел обрисовать. Но такая обстановка, такое состояние АА — длится всегда, все последнее время, и каждый раз, уходя от АА, я бываю совершенно расстроен.

Помню, весной АА гораздо больше шутила, острила, как-то жизнерадостнее (если этот термин вообще имеет место в отношении к АА) была. Не чувствовалось такой сдавленности, такого н а п р я ж е н и я в н у т р е н н е г о, какое ощущается сейчас. АА гораздо "темнее" сейчас. Если раньше в ее душевной атмосфере поверх сознательного плавали облака, белые и часто легкие, то теперь — это тяжелые темные тучи; чувствуется медленный, засасывающий, удушающий туман, который проникает во все существо АА, мучит ее, душит, и все труднее ей выбираться из него, все неудачнее ее попытки освободиться от его цепких лап. Эти попытки — это уменье внешне веселым, непринужденным видом, остроумной шуткой, веселым смехом — обмануть собеседника, — сейчас не удаются ей. Она чувствует, она понимает мысли собеседника, и порой теряет уверенность в том, что ей удастся обмануть его… Есть такой смех у АА — я его называю "счастливым смехом", оттого что в нем — чистое, без примесей, легкое серебро звуков. Весной я его часто слышал. Теперь — я его не слышу никогда. АА потеряла или почти потеряла его.

Три слова — а одно из них сказано Анненским — повисли страшной угрозой над АА: "безвыходность", "обреченность" и "невозможность"… Страшные слова!

После одного из ее задыханий я посмотрел на нее и медленно и тихо произнес: "Бедненькая"… АА сейчас же шаловливым и смеющимся тоном ответила: "Совсем не бедненькая". — "А что же — счастливая?" — я больно уколол ее сознание этим словом. АА помолчала и очень серьезно и очень тихо, как бы про себя, сказала: "Счастливая — это совсем не противоположение слову "бедная"…" — и сразу быстрым и громким голосом заговорила о постороннем о чем-то — о работе.

В ногах у АА бутылка с горячей водой. Бутылка давно остыла, ноги у АА опять холодны; узнал я о бутылке в конце вечера, когда она ее вытащила и поставила на пол. АА ни за что не захотела, чтоб я раздобыл в кухне горячей воды.