Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы)

АА очень серьезно заговорила, что нельзя говорить о том, что организаторские способности появились у Н. С. после революции. Они были и раньше - всегда. Вспомнить только о Цехе, об Академии, об "Острове", об "Аполлоне", о "поэтическом семинаре", о тысяче других вещей... Разница только в том, что, во-первых, условия проявления организаторских способностей до революции были неблагоприятны ("Пойти к министру народного просвещения и сказать: "Я хочу организовать студию по стихотворчеству!"), а во-вторых, до революции у Николая Степановича не было материальных побуждений ко всяким таким начинаниям... После революции - условия изменились. Это раз. И второе - все эти студии были предметом заработка для впервые нуждавшегося, обремененного семьей и другими заботами Николая Степановича. Они были единственной возможностью - чтобы не умереть с голоду.

Разговор об отражении революции в стихах Николая Степановича...

Одно - когда Николая Степанович упоминает о быте, так сказать, констатирует факт, описывает как зритель... Это - часто сквозит в стихах... И больше всего - в черновике "Канцоны"...

И совсем другое - осознание себя как действующего лица, как какого-то вершителя судеб...

Вспомните "Колчан", где в стихах Николая Степановича война отразилась именно так. Николай Степанович творит войну. Он - вершитель каких-то событий. Он участник их... Его "я" замешано в этих событиях...

Таких стихов в отношении революции нет. Николай Степанович еще не успел осознать себя так... Такие стихи несомненно были бы, проживи он еще год-два... Осознание неминуемо явилось бы. Указанием на это является стихотворение "После стольких лет". Это стихотворение - только росток, из которого должно было развиться дерево... Но смерть прекратила развитие этого ростка.

Николай Степанович в последние годы сказал Валерии Сергеевне про Лозинского: "Мы с ним, как два викинга, пьем из одного рога, курим из одной трубки. Лозинский это моя душа!". Фразу эту... (Обрыв.)

Строки Н. Г.:

. . . . . . . . . . . мизинце

Скрепляет важные дела

Ему доверенных провинций...

У АА было до них (уничтоженное после) стихотворение, в котором были те же рифмы.

Перелистывала издание Микель Анджело.

АА сказала, что была у Срезневской недели три назад...

Еще о Шилейко.

Шилейко всегда старается унизить АА в ее собственных глазах, показать ей, что она неспособная, умалить ее всячески... Это - вообще. А в частности, даже он принужден был признать правильность ее мнений, касающихся влияний Бодлера на Николая Степановича... - именно в рассуждении черновика "Канцоны" ("И совсем не в мире мы, а где-то...").

АА сегодня получила открытку от Кан, где та пишет, что, вероятно, в письме дала неправильно No своего телефона, а потому - повторяет его. У нее сильное желание, по-видимому, чтоб АА позвонила ей... АА сказала, что поручит Пунину (так как, фактически, у нее телефона нет) позвонить Кан и передать привет от нее...

Я заговорил о здоровье АА... В ответ она рассказала мне, что однажды Николай Степанович вместе с ней был в аптеке и получал для себя лекарство. Рецепт был написан на другое имя. На вопрос АА Николай Степанович ответил: "Болеть - это такое безобразие, что даже фамилия не должна в нем участвовать"... Что он не хочет порочить фамилии, надписывая ее в рецептах.

6.11.1925. Пятница

В 4 часа вечера мне звонила АА. Спрашивала нет ли чего-нибудь нового. А на мой вопрос, что мне делать сегодня, ответила, что сегодня, кажется, меня согласен принять В. К. Шилейко. "Когда именно?" Сказала - позвонит. В 6 часов мне позвонил Пунин, просил прийти сейчас же, сказал, что АА "заливается краской стыда", но просит меня исполнить ее поручение.