Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 2, 1926-27 годы)

Около часа дня я пришел к АА в Мраморный дворец. Был Пунин, и хозяйничала Маня. Пунин сразу ушел. Я остался сидеть.

АА была в чесучовом платье — вчера его зачинила, надела — давно не видел его.

Вчера АА принесли ряд книжек, изданных "Узлом" в этом году, Пастернака, Лившица, Зенкевича и др. Изданы они роскошно, но, по мнению АА, безвкусно (издавал их Абрамов): "Так не надо издавать стихи...".

"Я в Лившице разочаровалась", — говорит АА. (Ей понравилось его второе стихотворение в сборнике Союза поэтов, и она ожидала, что книжка эта будет хорошей. Однако — книжка его плоха.) Каждый из авторов (кроме Лившица) сделал на своей книжке надпись АА. Я заговорил о нем. АА сказала, что он хороший, простой человек: "Я люблю его... Его — и Зенкевича, потому что и Зенкевич хороший и простой человек".

АА сказала мне, что скоро — как только выяснится все с разводом и с больным зубом, она уедет в Бежецк. Уедет, чтоб присмотреть там комнату для себя, потому что собирается следующую зиму провести в Бежецке.

— Почему?

— У меня нет средств, чтобы жить здесь. — И секунду помолчав: — А кроме того, есть и другие причины...

Меня это известие расстроило. Даже для здоровья АА жить в Бежецке не лучше, чем здесь: весной, осенью грязь там непролазная. Кроме того, там нет если не комфорта и удобств, то необходимых возможностей, какие все-таки есть здесь.

О Бежецке первый раз АА заговорила вчера вечером.

"Сегодня развод", — задумчиво сказала АА... Помолчала. "Приятное чувство... Мне приятно разводиться..." — добавила АА. Но была молчалива. Сегодня все же — пусть и формально — заканчивается определенный период ее жизни. Дело разбирается в суде в час дня, т. е. в тот момент, когда здесь я разговаривал с АА в Мраморном дворце.

Сегодня полтора года со дня моего знакомства с АА. Я помню это. А на душе как-то тяжко, тяжко. Грустно.

В 1923 году О. А. Судейкина была (играла — она артистка) на Кавказе. Просила АА выслать ей денег на обратный путь. Просто посылать нельзя было, потому что "деньги шли три месяца и там не выплачивали по курсу". Поэтому О. А. просила АА передать деньги здесь — одной семье, которая телеграфировала бы своим родственникам, живущим на Кавказе, о том, что деньги получены, и последние на Кавказе выдали бы такую же сумму О. А. Судейкиной.

АА пошла с пятью фунтами стерлингов. Ее встретила хозяйка. Отказалась принять, испуганным голосом сказала: "Нет, я не могу принять денег". АА долго ее уговаривала, объясняя, что артистка застряла на Кавказе, не может выехать обратно. Наконец, та спросила фамилию и адрес. АА назвала и то, и другое. Хозяйка, услышав "Ахматова", сразу переменила тон. Решила, что АА необходимо показать дочери. Но так как дочери не оказалось дома, то — "хоть сыну". Мальчик был болен, лежал — в другой комнате. АА провели туда, появился хозяин, который стал доказывать жене, что "если б у тебя просили пять фунтов, ты могла бы отказаться, а если тебе дают — ты всегда можешь принять". Деньги были взяты, и О. А. Судейкина получила их.

Летом 1923 года (когда еще жила на Фонтанке) ездила с одним человеком на пароходе в Петергоф. В Петергофе, чтобы не утомиться, мало гуляли, больше сидели в парке. Потом ели. Вернулись. АА так устала, что после этого десять дней лежала. "Отчего устали?" — "Не знаю... от всего, от поездки..."

(АА отчасти оттого десять дней лежала, что Пунин не мог простить ей, что она не с ним ездила, а с другим, и всячески поносил ее за это.)

АА надорвалась от поездки в Царское Село (в 21?): пешком на вокзал, в поезде — все время стоя, потом пешком на ферму... С фермы иногда до вокзала давали экипаж. Уезжала с мешками — овощи, продукты, раз даже уголь для самовара возила. (При этом М. Н. Рыкова — мать Натальи — говорила: "Только везите так, чтоб никто не видел, а то скажут, что мы из казенных дров уголь делаем и раздаем".) С вокзала здесь домой — пешком, и мешок на себе тащила.

10.06.1926

Говорила о влиянии Анненского на творчество Пастернака. То же дыхание. Может быть — тот же темперамент.

От А. Блока АА получила всего три письма.

11.06.1926

20 сентября 1919 года в Астрахани во время прогулки на катере Л. Рейснер мне говорила об отношении Гумилева к АА: "До него она была ничто. Он ее учил, учил стиху; он ее, конечно, разломал, но изо всех трещин полилось творчество. Он ее поставил на недосягаемую высоту и внушил ей..." (что это ей подобает). И она по этой линии пошла.

12-13.06.1926

Прогулка.

У АА от 10 1/2 до часу. В час — Тучка (ресторан, церковь, сарай, первая тучка, вторая тучка и угольная...), старый дом, герань, строки Пушкина. Другой город. Заколоченная дверь. Страшно прикасаться к вещам, покинутым много лет назад.

Перчаточник — француз.

Пирожные.

Ильинский.

Бумаги.

Кто такой Ильинский.

АА нервна, устала.

В Шереметевский дом (Пунина не застала) в 4 1/2 часа.

Обедала, пошла домой, на минуту заходила к Замятиным. А. Белый Замятин о В.

В восемь часов вечера у АА в Мраморном дворце Пунин. Пунин — до девяти (я на двадцать минут ездил за булкой, гулял с Тапом, вместе чай).

После Пунина — чай.