— Ну, Ли, ну, прекрати! Чего ты обижаешься? Ведь все нормалек: мы и там побывали, и с тобой вот гуляем.
— Мало гуляем. Посмотри, который час. Снова старуха ругаться будет. А если бы мы на ту тусовку не пошли, то…
Длинный поцелуй прекратил сетования Ли, носящей в быту экзотическое имя Лианна, а патлатый Михай, видно, так крепко обнял ее, что она даже застонала. Мне стало неловко. Подсматривать за чужими ласками всегда стыдно, а тому, у кого с этим сплошные проблемы, и подавно. Потому что в этом случае к неловкости примешивается обычная черная зависть.
— Ой, Михасик, какой же ты у меня чудесный! Добрый. Сильный. Красивый. У-у-умный. Никому-никому тебя не отдам.
— Ли, бамбинка, ну ты даешь! Раздолби лоху, однако, как можно отдать кому-то кусочек самого себя? Ведь я — твой кусочек, да? Как и ты — мой. Попробуй-ка, скажи, что это не правда!..
— Правда, правда. А ну угадай, какой это кусочичек: большой или маленький?
— Н-ну… Не маленький и не большой… А… Вместительный! Я иногда чувствую, что весь я — это ты. И наоборот.
— Так какой же это кусочек, дурачок?.. Это какое-то другое название имеет.
— Ага. Матрешка…
И «дурачок» снова прижал Лианну к себе. «Да уж, действительно, ты еще не полный дурак. Впрочем, и она еще не отзывается на дуреху», — беззлобно подумал я, тихо поражаясь тому, как женский род умеет размягчать даже самых «металлических» ребят. Безо всякого, между прочим, страха их жесткости. И жесткости окружающего мира. Ведь Лианна, несмотря на грядущие воспитательные санкции, бежать домой явно не собиралась.
Я печально улыбнулся во тьме и осторожно начал операцию «обход», но снова замер, услышав, как девушка сказала:
— Михась, а почему так выходит: днем, на людях, мы — одни, а ночью, вдвоем, — другие. Когда же мы настоящие?
— И днем, и ночью. Просто, кроха, мы сложены из двух половинок, которые в разное время берут над нами верх. Закон природы, блин.
— А мы ничего не можем сделать, чтобы ночная половинка всегда сверху была? Ой, нет!.. Сегодняшняя половинка мне почему-то совсем не понравилась.
— Ли, ты снова?.. Это все из-за того, что ты там была в первый раз. Не все поняла. Да и я, честно говоря, не все еще понимаю. Вот Айк — тот дока: он в последнее время на этом вообще поехал. Книжки какие-то старинные таскает, на амулеты бешеные бабки выбрасывает. Сгорел парень. Но вот что интересно… Должен же быть, в конце концов, какой-то противовес всем этим кислым праведникам, от одного вида которых пиво в квас превращается… Согласись, что там все по-иному: ураган, напор, дранг нах остен!.. И сила… Силища… Жизня, а не жизнь! Конечно, заморочек всяких там тоже до черта. Но это так — антураж. Чтоб интереснее было. А вообще, ну его все на фиг! Меня сейчас интересует другое: какие это кусочки хранятся у нас вот в этом месте?..
— Михай, Михай, не нуж… Ласковей, лас…
Я сделал все для того, чтобы быстро и бесшумно исчезнуть. Где же эта парочка ночью болталась?.. Нет, этого хромого Айка я сегодня обязательно выловлю! Одним махом во всем разберемся. Вот только посплю немного. Где же ты, гостиница моя родненькая, баю-баюшки-баю? Тихая ты моя, уютненькая.
Но сразу броситься в кровать мне не удалось.
2
Алексиевский был пьян если не как дикобраз, то как ёжик — точно. Он, запнувшись о порог входной двери гостиницы, застыл на коленях прямо у меня под ногами, не выпустив, однако, своего портфеля из рук. Задрав бородищу, медленно поднял лицо с непроницаемо-темными стеклами очков, смерил меня невидимым взглядом и сел прямо на асфальт.
— Это гость лишь запоздалый у порога твоего. Гость и больше ничего. Эдгар Алан По. «Ворон», — икнув, пробормотал он. — Перевод не помню чей.
— Такие нежданные гости имеют лицо татарской национальности, — устало отозвался я.
— Точно, — радостно завопил Алексиевский. — Ты — гений местного разлива! Отныне у меня будет новый псевдоним: Мамай Шнеерзон-Батыев. Нет, — тряхнул он головой, — ты всё-таки гений! Кобелевский лауреат.
Из-за стеклянной двери гостиницы выскользнул немного помятый милиционер.
— Сергей Михайлович, — плаксиво протянул он, — идите уже домой. Я же на посту. Мне же нужно власть применить.
Я махнул рукой:
— Оставьте, сержант. Этого «пьяниуса примитивуса» я заберу к себе. Куда ж ему идти? Еще влипнет в какую-нибудь историю.
Сержант подозрительно моргнул глазами, оценивая степень моей трезвости:
— А вы в гостинице живете?
— В гостинице, в гостинице, — ухмыльнулся я и взглянул вверх, где в уже сером небе гнойно-красным неоном мигало название: «Гременец». Некоторые лампы первых двух букв перегорели, и их почти не было видно.
Я встал навытяжку:
— Живу в гостинице «Еменец». Номер двести тридцать шестой. Цель приезда — командировка. Объекта атаки зеленого змия знаю не первый год, но в связях с ним, порочащих меня, замечен не был.
Сержант, помогая Алексиевскому взгромоздиться на ноги, неуклюже махнул свободной рукой:
— Ладно, ладно. Только, пожалуйста, вы его быстрее в номер ведите, а то он полгостиницы разбудит.