Ад-184

Однажды представилась и мне такая возможность — попасть на работу, где мы грузили пустые бочки из-под бензина в вагоны. Катить бочки к вагонам мне пришлось ногами, а в вагон грузили другие. Немец в защитном обмундировании, пожилого возраста, с красной повязкой с фашистской свастикой на рукаве, все время ходил рядом со мной и смотрел, как я катил бочки. Здоровых грузчиков не оказалось, все мы были больные, а некоторые еле-еле шевелили ногами.

Нас было около 75 человек. Немец, сопровождающий нас, военнопленных, на работу, помимо оружия, захватил с собой еще деревянный березовый квадрат размером 60 х 60 мм. Больных, которые плохо работали и медленно передвигались, немец избивал до смерти. Это был настоящий нацист-изверг. Так им было забито 2 военнопленных, трупы которых нам пришлось нести в лагерь. Более здоровые товарищи, видя такое издевательство, начали скрываться за бочками, вагонами и навсегда исчезали.

По окончании работы из 75 человек немец недосчитался 16 человек, в том числе 2 забитых им пленных. При сдаче военнопленных в лагерь полицейским немец-конвоир доложил о 2 трупах, что они умерли, а остальные удрали. С немца спроса было мало. Что дальше было с ним, неизвестно, но, надо полагать, что по голове не погладили.

В то время, когда я прибыл в Вязьму, за территорией лагеря уже было два больших сугроба из трупов, в которых жертвами оказались около 8000 бойцов и командиров. Питание в лагере было отвратительное.

На завтрак давали по 0,75 литра супа — баланду без хлеба. Баланда представляла собой не что иное, как помои. Картошка полугнилая, с землей и неочищенная, давалась на завтрак. Многие от такой пищи нашли себе могилу в немецком „раю“. На 100 % была заболеваемость кровавым поносом. Кормили такой пищей 2 раза в день, а хлеба давали в сутки 150–200 гр., и то хлеб был из деревянных опилок и льняного семени.

За каждой крошкой хлеба следили и дрожали, чтобы не упала. Но когда этот хлеб бросали в суп-баланду, опилки и льняное семя всплывали на поверхность и создавали плотную, серого цвета пленку. И при такой пище гнали ежедневно на тяжелую физическую работу. Одним словом, это был лагерь смерти.

Все немецкие лагеря не отличались друг от друга своими невыносимыми пытками и издевательствами.

Заболел и я кровавым поносом. Желая исправить свой желудок, я суп менял на хлеб и на одном хлебе прожил около 2 недель, но это не помогло.

Однажды во дворе лагеря разожгли костер недалеко от колючей проволоки и начали варить суп из отбросов, доставшихся им во время работы в помойных ящиках и ямах. Через некоторое время полицейский, заметивший костер, подошел к нам, костер потушил, пищу вылил, хлеб вышвырнул за проволоку и начал каждого избивать палкой. Затем всех „поносников“ построили в колонну, вывели из лагеря и погрузили в вагоны, и началась отправка. А куда? Неизвестно. Вагоны совершенно не оборудованы, даже параша отсутствовала. На полу вагона все плавало, и все мы были вынуждены ехать стоя, переступая с ноги на ногу. Это было тяжелой пыткой»[130].

Маркова (Зиновьева) Тамара Ивановна (14.05.1923 г. Павловский Посад Московской области

В 1941 г. окончила Павлово-Посадскую среднюю школу № 3 с отличным аттестатом. В школе три года, с 1939-го по 1941-й, была секретарем комсомольской организации, членом горкома ВЛКСМ. С 22 июня, дня начала Великой Отечественной войны, по 14 июля училась на курсах медсестер для фронта. Добровольцем в 17 лет пошла на фронт, была санинструктором медсанбата 2-й сдно Сталинского района г. Москвы. Тяжелораненая и контуженая, во время прорыва дивизии из окружения под с. Богородицкое 10–11 октября попала в плен. Некоторое время находилась в «Дулаге-184» в Вязьме, где советские врачи сделали ей операцию. Прошла весь ужас немецко-фашистского плена, была освобождена в конце войны. После войны проживала в г. Павловский Посад. Помощь в подготовке текста воспоминаний Т. И. Марковой (Зиновьевой) оказал Александр Борисович Сумароков.

«С аттестатами в руках мы гурьбой вышли из школы. Когда подошли к стадиону то увидели большую толпу народа, которая стояла около столба, на котором висел репродуктор. Почти все женщины плакали. Когда мы подошли, то услышали голос Левитана:

— Внимание, внимание, говорит Москва. Работают все радиостанции радио Коминтерна!

И Вячеслав Михайлович Молотов объявил, что началась война, что фашистская Германия напала на Советский Союз.

Мы стояли с аттестатами в руках, ничего не понимая: почему война? Ведь мы должны учиться дальше. И, не сговариваясь, всем классом побежали в горвоенкомат.

Военком был другом нашей семьи, полковник Гвоздев. Около военкомата стояла большая толпа людей, как на демонстрации. Я ворвалась к военкому и попросила, чтобы меня взяли добровольцем в Красную армию. Ведь в нашей семье не было братьев, а кто-то должен был защищать Родину.