Ад да Винчи

Маша обиделась: мог бы хотя бы из вежливости ее удержать – мол, посидите еще, куда же вы так быстро... Сам, между прочим, ее вызвал, а сам не желает знаться!

Но Старыгин так глубоко погрузился в работу, что флюиды Машиной обиды отскочили от него, как теннисный мячик.

– Если я буду вам нужна, – язвительно начала Маша, – или захотите полюбоваться на пентагондодекаэдр, звоните!

– Всенепременнейше! – Он оторвался от картины и смотрел вежливо, но в глубине глаз просвечивало нетерпение – уходи, мол, скорее, не мешай заниматься любимым делом. Сарказма в Машином голосе он совершенно не уловил.

Маша пожала плечами и вышла.

На улице она тяжко вздохнула. Очень не хотелось звонить отцу. Но не такой Маша была человек, чтобы из-за своих личных отношений пренебрегать работой. Раз надо – значит, надо.

И сделать это нужно как можно скорее.

К телефону подошла его жена. Маша мысленно посетовала на свое невезение. Отцу явно не везло в семейной жизни. После Машиной матери у него было еще две жены. Судя по тому, как мама отзывалась о своем бывшем муже, расстались они очень плохо. Маша совершенно не хотела разбираться, кто уж там был виноват. Но в детстве они с отцом виделись крайне редко, раза два в год. Потом Маше стало неинтересно – жила без отца в детстве, а уж во взрослом состоянии и подавно прожить можно. Отец тоже не очень настаивал – он разводился со своей второй женой и женился на третьей. И уж эта, последняя, оказалась такой уникальной стервой, что поискать. Машу она на дух не переносила, причем непонятно за что. Виделись они с отцом очень редко, Маша никогда не просила у него ни денег, ни другой помощи.

Отец был дома, но болен и не расположен говорить по телефону. Но Маша заявила, что у нее очень срочный разговор, дело не терпит отлагательств.

– Что случилось? – послышался в трубке встревоженный голос. – Что-нибудь с мамой?

– Успокойся, – ответила Маша, – с мамой все в порядке, она отдыхает в Турции. Мне нужно поговорить с тобой насчет.., дедушки.

– Дедушки? – изумился отец.

– Ну да, профессора Магницкого, а почему ты так удивился? – раздраженно спросила Маша, В конце концов, я имею право знать, как он умер и чем занимался при жизни.

В трубке долго молчали, очевидно, отец переваривал услышанное.

– Так я могу приехать? – осведомилась Маша, не дождавшись вразумительного ответа.

Отец понял, что она не оставит его в покое, и неохотно согласился. Маша удовлетворенно поглядела на телефон. Любое дело, хотя бы самое пустяковое, нужно доводить до конца.

А если встреча неприятная, то тем более нужно осуществить ее как можно быстрее.

Когда Маша решила, что будет журналистом, она выработала себе ряд правил, которым неуклонно следовала в работе и в жизни. Покойный Мишка слегка подсмеивался над ней, называл не женщиной, а машиной...

«Не думать больше о Мишке! – приказала себе Маша. – А то у меня ничего не получится при встрече с отцом!»

* * *

Закончив работу в зале Леонардо, обследовав в нем каждый сантиметр стены, каждый фрагмент паркетного пола, подчиненные Евгения Ивановича Легова расширили зону поиска и перешли в соседние помещения. Здесь работать было не в пример сложнее, потому что залы были полны посетителями. Чтобы не порождать распространение ненужных слухов, музейным служительницам сказали, что проходит плановая проверка электропроводки, и сотрудники службы безопасности усиленно изображали электриков. Правда, получалось это у них не очень похоже.

Сам Евгений Иванович опрашивал одного за другим вахтеров и дежурных, находившихся в музее ночью. Тех, чья смена уже закончилась, попросили задержаться и перед уходом зайти в кабинет начальника службы безопасности.

Уже третий человек, явившийся в кабинет Легова, отставной военный, дежуривший ночью возле служебного выхода, расположенного непосредственно рядом с дирекцией, сообщил, что во втором часу ночи из музея вышел мужчина.

– Что за мужчина? – с плохо скрытым раздражением спросил отставника Евгений Иванович. – Почему он не записан в журнале посещений?

– Потому что предъявил постоянный пропуск, – преданно вытаращив на начальство блекло-голубые глаза, отчеканил дежурный. Которые посетители, тех положено непременно записывать в журнал: когда пришел, когда ушел, а которые сотрудники, тех не положено. Я инструкцию досконально соблюдаю!

Я в войсках связи двадцать лет отслужил, я порядок знаю!

– А фамилию, фамилию его вы не запомнили?

– Никак нет! – ответил отставник с легким сожалением. – Память уже не та! Вот в молодости я устав строевой и караульной службы целыми страницами мог...

– Не надо про устав! – прервал его Легов. Но хоть как он выглядел-то, вы можете сказать?

– Обыкновенно выглядел. Молодой такой, высокий.., волосы немножко седоватые...

– Молодой – а волосы седоватые? – недоверчиво переспросил Евгений Иванович.

– Ну да, а что такого?

– Ну, молодой – это сколько примерно лет?

Двадцать? Двадцать пять? Тридцать?

– Ну, допустим, примерно как вы.., лет, может, сорок или чуть побольше...

– Ясно, – протянул Легов, не понять, то ли одобрительно, то ли насмешливо. – А опознать его в случае чего сможете?