Ад идет с нами

Костас стоял на платформе зеларского железнодорожного вокзала и наблюдал за вереницей идиллийцев, рассаживающихся по вагонам. Помотавшись по “горячим точкам” практически всех планет Союза, Рам множество раз участвовал в операциях по эвакуации гражданского населения и всегда наблюдал одно и тоже: бестолковая сутолока, плач, крики, попытки пролезть без очереди, упирая на своё происхождение, должность, знакомство с важными людьми или просто “а чо нельзя?!”, шныряющие в толпе любители поживиться на чужой беде.

Странно было ожидать, что на Идиллии дело пойдёт иначе. Для обеспечания порядка Рам задействовал все свободные силы, включая свой “ударный кулак” из роты китежцев. Собственно, почти вся рота состояла из выходцев с погибшего Дорсая. Едва начался найм бойцов для войны с Доминионом, движимые жаждой мести дорсайцы двинулись на вербовочные пункты Союза.

И его Дана в первых рядах.

Если бы не дочь, Костаса бы не было на Идиллии. Не испытывая никакой — мягко говоря, — симпатии к Доминиону, Рам жаждал оказаться под стенами императорского дворца на Марсе, а не захватывать галактический бордель.

Но на пути к Марсу следовало сделать много шагов, пусть не особенно приятных и героических. И его, Костаса, задача — выполнить свою часть работы.

Вопреки ожиданиям Костаса, идиллийцы вели себя поразительно спокойно и дисциплинированно. Никаких попыток влезть без очереди, подкупить охрану, чтобы выбраться из захваченного города, выдать себя за кого-то другого. Даже груднички в переносках вели себя удивительно тихо. И согнанная комендантом рать со своими щитами, шокерами и прочими атрибутами наведения порядка смотрелась дико и инородно.

Густая, почти физически ощутимая атмосфера грусти, тоски, тихой радости и надежды, пронизывала китежца насквозь. Очень знакомое Костасу ощущение. То же самое он испытывал, когда покидал родной дом, чтобы поступить в военное училище. И когда в училище поступала Дана. Грусть расставания и радостная надежда встречи. Костас словно наяву увидел дочь, уходящую к зелёному автобусу, собирающему абитуриентов.

— Впервые вижу таких спокойных младенцев, — произнёс Рам, чтобы отвлечься от воспоминаний.

— Всем дали лёгкие снотворные препараты, — пояснила стоявшая рядом Зара. — Пара младенцев с кишечными коликами или режущимися зубками станут проблемой для других детей в ограниченном пространстве вагона.

— Даже не подумал о таком, — признался Рам.

Действительно, о младенцах он знал очень мало. Точнее — вообще ничего. В жизни Костаса груднички появлялись либо вот так — на руках у родителей в очередной зоне боевых действий, — либо в семьях женатых друзей. В первом случае о состоянии младенцев Раму по понятным причинам не докладывали, а во втором режущиеся зубки и прочее упоминалось как нечто весёлое и ненапряжное. Сам же Костас стал отцом, когда вопрос мокрых пелёнок, режущихся зубок и кишечных колик у Даны уже не стоял. Главной заботой было следить, чтобы деятельное чадо в процессе поиска приключений на пятую точку не свернуло себе шею.

— Вообще мало знаю о детях, — Костас усмехнулся. — Ко мне они попадают уже более взрослыми и на горшок и в столовую ходят по команде.

И кивнул на солдат оцепления. Идиллийка улыбнулась и с интересом посмотрела на полковника.

— А мне почему-то казалось, что та девушка с синими глазами — ваша дочь. Вы очень заботитесь о ней, сэр.

Успевшая выспаться Зара вернула себе тот лоск, что запомнился Костасу по первому дню знакомства. Да уж, политики Идиллии серьёзно отличались от коллег из Союза. Где-нибудь на Новом Плимуте или Вулкане так выглядели любовницы мэров, а не сами градоправители. Но в свете последних событий у полковника не осталось сомнений в компетенции Зары.

— Дочь, — не стал отрицать Рам, чувствуя необъяснимую теплоту при упоминании Даны. — Приёмная. Мы с её отцом дружили.

Неожиданно для него идиллийка тепло улыбнулась.

— Мы зовём таких детей “зелар”, дитя души.

— Дитя души, — повторил Рам. — Да, пожалуй, это точное определение. И довольно странное название для города, как по мне.

И, оглядев людей на перроне, спросил:

— А у вас дети есть?

— Своих пока нет, но в некотором смысле все горожане для меня — “зелар”.

Она обвела гордым взглядом заполненный идиллийцами перрон. Леди-мэр лично организовала создание электронной очереди, так что горожане просто дожидались появления на табло своих номеров и шли к указанному вагону. Подобную координацию и дисциплинированность Рам видел всего раз, когда ещё сопливым лейтенантом участвовал в распределении выживших дорсайцев. Но дорсайцы — воины, а тут представители расы, известной в обитаемом пространстве в первую очередь беспечностью и тягой к неумеренному веселью.

Идиотский, не соответствующий действительности стереотип. Рам покосился на стоящую рядом Зару и хмыкнул: в беспечности и бестолковости экс-мэра не обвинишь. В наивности — да, но это характерная черта всех аборигенов, привыкших к своему благостному мирку. Который, положа руку на сердце, не так уж плох.