Ад криминала: Рассказы и очерки

В Борисоглебске говорят, что труп Пономарева "купили” за 9 тысяч. Мы, конечно, понимаем, что слухи слухами, и их к делу не пришьешь, но дальнейшие действия правоохранительных органов (следствия, прокуратуры, суда) по делу Мочалова вызывают недоумение и пугают своей накатанной легкостью, которая и порождает в общественном мнении различные слухи и кривотолки. Словом, это и побудило меня отправиться в командировку с кандидатом юридических наук Юрием Жуковым и попытаться разобраться в генезисе явления, которое крайне нежелательно для общества: — у нас-де запросто могут убить человека из-за бутылки водки и спокойно гулять на свободе!..

Мрачен и сер Борисоглебск поздней осенью, как, впрочем, большинство наших провинциальных городков: на дорогах такие лужи, что без сапог не проберешься, чуть в сторону — грязь непролазная, памятник Ленину с протянутой рукой непонятно зачем и для чего, по магазинам как татаро-монголы прошли… И тоска такая, что хочется по-есенински "плясать и плакать под забором" и тут же почить от боли за святую Русь, доведенную до такого безобразного состояния. А вот и кафе "Арго” — как "барак чумной" из песни Владимира Высоцкого "Дом”, где и затеялся смутный, чудной разговор, кто-то песню стонал да гармошку терзал, а припадочный малый, придурок и вор мне тайком из-под скатерти нож показал…

Да простят меня славные жители Борисоглебска, основанного еще Петром Великим, за такие метафоры, и я сто раз покаюсь, если чем-то обидел их патриотические чувства. Но в дни той грустной и тяжелой работы он казался именно таким: "где народишко — каждый третий враг”… И ближнему, и себе!

Итак, мы с Жуковым изучили дело в городском суде и стали встречаться с людьми, имевшими к нему прямое отношение. Первым делом вышли на Слона.

Он работал электриком котельной одной ПМК (после возбуждения уголовного дела о его судьбе в "гулаговской” системе не могло быть и речи) и страшно разволновался, завидев нас. Разговор, конечно, не получился: Слон то курил, то держал дымящуюся сигарету в дрожащей руке.

— Так что же все-таки произошло, Александр?

— Нелепый случай, — бормотал он. — Я его не хотел убивать…

— Но так убил же!

— Я не чувствую своей вины. Сожалею, конечно, что так вышло. Но угрызений у меня нет, он же первый ко мне привязался…

— А бутылка-то была?

— Не было никакой бутылки!

— Вы выпивали в кафе?

— Я пил только кофе, и все!

— Ну а можно было не драться? Ведь вы с ним стояли на гололеде, и опасность удариться была очень велика.

— Ну хорошо, вот что вы будете делать, если у вас попросят прикурить и потом на вас накинутся.

— Не знаем, кто-то побежит, кто-то увернется. По-разному себя ведут…

— Нормальный человек сразу должен в лоб дать. Это первая реакция, — как-то нехорошо усмехнулся Слон, и уверенность, граничащая с тупостью, проглянула в его глазах.

Нам все стало ясно: этот человек живет примитивными инстинктами и признает только силу. О каких правовых отношениях толковать с ним, о каком правовом государстве говорить на этом диком уровне? Право для Слона — дать в лоб. Мы пошли прочь от этого верзилы, дрожащего перед нами от страха, как осиновый листок.

Из ПМК мы заехали в ГАИ. Но разыскать сержанта Попова оказалось не так просто. Он был в двадцати километрах от города на трассе Волгоград-Москва, где произошла какая-то авария. Взяв его домашний телефон, мы приехали в травматологическое отделение районной больницы, где и встретились с врачом Хохловым, делавшим покойному трепанацию черепа. Как и в случае со Слоном разговор у нас был коротким и предельно ясным.

— По материалам дела, пострадавшего оттолкнули, ударили ребром ладони, сильно ударили. Что бы вы могли вспомнить, ведь вы оперировали Пономарева?

— Был удар страшной силы, — не раздумывая отвечал он. — Гематома была справа, и без удара она не возникает. Еще была ушибленная рана в области переносицы, и она могла быть получена от удара ногой. А умер он от сильного удара затылком. Мы сделали все, что смогли, — выпустили гематому с поверхности, и я думал, что он будет жить. Но оказалась еще и гематома внутри мозга, под мягкими мозговыми оболочками. А такую никто не выпустит — ни в Москве, ни в Нью-Йорке. Это кровоизлияние в четвертый желудочек мозга, это очень далеко. А прорыв в желудочек — смерть.

— Как можно в двух словах охарактеризовать причину такой смерти?

— Очень сильный удар, повлекший за собой сразу два кровоизлияния: и субдуральное и эпидуральное. А о механизме их образования я ничего не могу сказать. Я только констатирую факт, — заключил Хохлов. — Такие случаи редки и запоминаются надолго.

Мы вышли из больницы, недоумевая от вопроса: может, прав Мочалов и это случайное стечение обстоятельств? Но ведь Пономарев — молодой и крепкий парень, ему, в конце концов, не семьдесят лет! А потом Слон сказал, что удар был ребром ладони, что совершенно не вяжется с силой удара. Значит, телу было сообщено очень сильное ускорение! Вот только как? Неужели он достал его ногой? И, судя по всему, так оно и было, хотя, кажется, никто этого не видел.