Мы вернулись в подвалы, и я подумала – а не собирается ли она меня пытать. Этого не случится. Я не стану выносить пытки ради такого смехотворного предлога. Оказалось, нет, пыток не будет. Изабелль хотела сжечь меня заживо. Она вошла в комнату, оббитую железом, без окон. Запах здесь был отвратительный. Это место, похоже на гигантскую печь для мусоросжигания.
Вот, кем она меня считает. Мусором.
Подойдя к углу комнаты, она взяла стоящую там канистру с бензином, и брызнула на меня. Я стояла не шелохнувшись. В моей голове почему-то прозвучали слова Рэна:
Я верю. Я верю, что он меня любит.
Бензин пропитался сквозь мою одежду, ударил в нос. Я вздрогнула, и сжала кулаки. Изабелль осторожно обходила меня вокруг, при этом что-то бормоча. Наверное, молитву. Я же не ведьма. Почему именно сожжение?
- Ты каешься в своих грехах? – вдруг спросила она, выпрямляясь. Ее лицо было полностью умиротворенным, словно она священник. Она что, думает, что я стану ей исповедаться? Чего Изабелль не ожидала, так это того, что я стану ей перечить:
- А ты собираешься покаяться в своих грехах?
Ее лицо, с застывшими капельками крови Кристофера Грина, перекосилось, но через секунду она улыбнулась:
- Я ни разу не согрешила, и я молюсь каждую ночь. Молюсь, чтобы Господь простил меня за то, что я родила на свет тебя. Мне не в чем себя упрекнуть.
- Вот как?
- На что ты намекаешь?! – вскинулась Изабелль. Должно быть, она все не могла осознать, что мне конец, и она может не реагировать на мои колкие замечания. Я бы не реагировала.
- Мысли вслух.
- Почему ты улыбаешься?! Ты должна чувствовать страх, и испытывать иступляющие муки боли! Я должна стереть с твоего лица эту насмешливую маску! Ты должна страдать!
- Я буду, – пообещала я. Губы Изабелль растянулись в улыбке. Ужасный оскал, который был еще ужаснее, в этой комнате.
- Тобой не может овладеть страх, потому что он не может пробраться сквозь черноту твоей души. Страх не может найти дорогу к твоему сердцу, ведь лишь благородные могут бояться.
Что за нелепость?
- Я не боюсь, потому что я сделала все в этой жизни, что должна была сделать. И я уйду, чтобы теперь не усложнять жизнь другим людям, которых я люблю. Кое-кто вынужден будет убить меня за то, кем я стала. И я не хочу, чтобы он испытывал боль от необходимости сделать это. Видишь, - я улыбнулась, несмотря на то, что сердце едва не выпрыгивало из моей груди. – Во мне есть масса хороших качеств.
Должно быть, от страха у меня помутилось в голове. Живот стягивало от волнительной боли.
- Но я хочу знать, что именно тогда произошло. В ту ночь.
- В какую ночь?
- Когда я родилась. Ты уже тогда решила, что выхода не будет? Что я никогда не буду нормальной? Откуда была такая уверенность?
- Твой отец сказал мне это. Он сказал, что, когда придет время, он заберет тебя, и тогда мир погрузится в хаос, – равнодушно произнесла Изабелль.
- Не похоже, чтобы тебе было дело до мира.
- Как ты смеешь! Двадцать лет я жила словно в аду! Искала тебя, чтобы исправить свою ошибку! И я, наконец, исправлю то, что наделала!
- Да, мама, – сказала я, медленно отступая назад, к двери. Меня неожиданно окружило спокойствие, которое я никогда раньше не ощущала. Никогда еще не было мне так спокойно. Я не хочу больше видеть разрушение и хаос, и скоро это действительно прекратится. Скоро все закончится.
Сегодня. Сейчас.
Я заперла дверь, и с лязгом задвинула задвижку.
- Никто не выйдет из этой комнаты, мама. Мы вместе заплатим за наши преступления.
***
- Что ты делаешь? – Изабелла склонила голову на бок, ее лицо перекосилось. Она понимала, что я делаю, но надеялась, что ошибается. Она не ошиблась. Я достала из кармана джинсов коробок спичек, и женщина завопила: - Ты не можешь так поступить! Ты не сможешь выжить в этом огне! Думаешь, ангелы спасут тебя?!
- Я не хочу.
- Что? – она перестала кричать, останавливаясь в шаге от меня, и как завороженная, глядя на спички, что я вертела в руках.
- Я не хочу выходить отсюда, Изабелль. И ты тоже никуда не пойдешь. Мы с тобой уйдем вместе. До того, как по нашей вине начнется Ад на земле.
- ОТОПРИ ДВЕРЬ! – заверещала Изабелль, тряся головой. Я смотрела на нее, не шелохнувшись. Видела, как ее охватывает паника, видела, как ее глаза бегают от моего лица, к рукам, и к двери, путь к которой я преградила ей.
- Я сказала, ты не выйдешь из этого дома. Ты должна быть счастлива, что мы сгорим вместе в этом, - я горько усмехнулась, – в этом очищающем огне, но, позволь спросить: не хочешь ли ты покаяться в грехах своих?
Лицо Изабелль перекосилось, и я подумала: неужели, она решила, что я позволю ей просто так уйти, когда ко мне вернулась память, когда я узнала, что она за человек, и что она сделала со мной, и с моей человеческой жизнью?