Я подошёл к шкафу и машинально вытащил два стакана и бутылку вискаря. Хорошего, кстати. Мне он достался от одного бармена, увлекающегося сбором алкогольной продукции, не попавшей под инвентаризацию.
– Как хорошо, что ты пьющий, было бы ужасно нажраться одной. Ненавижу быть одна – сказала она и пододвинула мне стакан.
Мы выпили раз, два, хмель хорошо ложился на настроение, так что хотелось впустить его как можно больше. Я посмотрел на неё. Странно, вот так взять и разорвать порочный круг боли, осмелиться на первый шаг ко мне. Необычно.
Только вот я всё равно был один. Она ушла до того как я проснулся. Видимо, всё ещё не решаясь признать ту реальность, которая для неё настала. Которая неразрывно связана со мной, единственным мужчиной, которого она может видеть подле себя. Рад ли я этому? Конечно. Хотя, определённый неловкий момент всё же был – я всё равно хотел увидеться с рыжей, как бы не были прекрасны наши отношения с Сашей.
Только вот на конюшне её не оказалось. Она куда-то уехала по делам. Именно так мне доложил словоохотливый старик. Посидев с ним немного, я всё-таки не вытерпел и напросился подойди поближе к её красавцу, которого она так необдуманно оставила со стариком. Понимающе улыбнувшись своей беззубой улыбкой, он подвел меня к жеребцу. Какой же он был всё-таки красивый.
Я осторожно протянул руку, но он фыркнул, и мне пришлось ретироваться. Зубы у него были крайне большие.
Этим же вечером я безрезультативно пытался дозвониться до Саши, но ни городской, ни мобильный не отвечали. Дверь также была закрыта. А ведь до приезда свекрови оставалось не так уж и много времени, поэтому следовало как можно полезнее распорядиться им. Но её не было, пока, наконец, с её номера не позвонил мужской голос, по-деловому спрашивающий, когда я могу подъехать в участок.
Саша умерла. Написала предсмертную записку, и вскрыла себе вены в ванной. На поданной следователем фотографии лицо её всё также хранило безмятежный, милый взгляд, смотрящий куда-то в сторону.
Следователь спрашивал немного, и лишь потому, что я был одним из последних, с кем она созванивалась. Я рассказал ему почти всё, кроме наших встреч и кроме её истории про белого коня, которую я посчитал почему-то совсем не нужной для полицейский ушей. Хотя ещё совсем недавно я думал, что Саша должна была обязательно поделиться ей с милицией, да что там, я сам хотел рассказать о своих догадках ментам. Но теперь, теперь я лишь молча смотрел на эту фотографию, где застывший в ванне ангел понемногу избавлялся от внутренних переживаний.
Не буду скрывать, что тем же вечером я напился. Напился так, что даже толком не помнил, как попал домой и что вообще делал, проснувшись наутро с ужасной головной болью. Благо была суббота, и я мог спокойно отлежаться дома. Но спать не хотелось, хотелось выйти и разорвать порочный круг своей страшной, печальной жизни.
Тот день я помню хорошо, он был прекрасен. Казалось, он издевался надо мной, выставляя самое лучшее, что может преподнести природа. Увы, в настроении я не был с ним солидарен, мне это не нравилось, но, кажется, я знал, зачем он вырядился в такие цвета – он хотел отвести меня к рыжей Елене.
И я пошел за ним. С ужасной, мучающей меня головной болью и остатками фотографии, никак не желавшей выходить из моего сознания. Елена – вот кто поможет все забыть. Эта огненная рыжая бестия, кошка, самая настоящая страсть к свободе, которая полностью соответствует её темпераменту.
Подходя к конюшне, я увидел, что внутри никого нет. Зато с огороженной площадки доносится целый рев, видимо, наездницы выгуливали своих лошадей, пробежка или что-то в этом роде, чтобы поддерживаться их в форме.
Так и было. Весь народ был там, на природе, среди ветра и воздуха. Прямо возле лошадей. Что было странно, обычно все предпочитали находиться метрах в пяти от них, ведя их на веревочке. Подойдя ближе, я протиснулся сквозь ряд спин. Людей было немного, но они так сгрудились, что протиснуться было очень сложно.
Елена была на земле. Из её рта текла кровь, а глаза приобретали стеклянный оттенок. Старик, державший её, что-то говорил, но она уже этого не слышала, и лишь её взгляд обладал ещё живым, светлым огнем. Она смотрела на меня, немного ласково, немного печально, словно извиняясь за недосказанность. Извиняясь за то, что упала со своего любимого белого жеребца, заигравшись с ним в стремительной скачке, за то, что так и не успела познакомиться со мной поближе, хотя и хотела этого.
Сев на землю, я почувствовал холод истоптанной грязи. Всё, что я чувствовал, – это странное ощущение ритма моего сердца, быстро бьющегося от нехватки воздуха. Сзади послышалось фырканье. Обернувшись, я снова увидел красивого белого коня, нежно лизавшего руку Виталия, который стоял позади всех нас и так же как и я, с неимоверной печалью смотрел на умирающую Елену.
Первая любовь.
Дневник. 10.12.1980