Ад - удел живых. Книга вторая (СИ)

Жбану самому не хотелось никуда ехать. Ему до жути надоели все эти походы за живым товаром, стрельба, кровь и постоянный страх. Очередное тошнотворное утро, тошнотного дня, одного из многих в тошнотной жизни…

Пацанчик начал нервно тереть лицо руками – то ли пытаясь оттереть въевшуюся грязь, то ли выдавить уродливо выпученные глаза, чтобы никогда больше не видеть всего этого… А еще лучше - поглубже зарыться в постель и спать, спать, спать… И проснуться в том, старом мире, где было… было…

Ничего не было. Всё та же грязь, что и сейчас. Бесконечные издевательства, унижения и побои. Полуголодное существование, презрительные взгляды со всех сторон. Сейчас, может, даже лучше. Пусть братва и глумится над ним, но другие…

Неожиданно в памяти всплыла картинка из недавнего прошлого. Шныри, напившись награбленной водки и накурившись взятой у мёртвого варщика химозы, поймали запоздалых беженцев из города. Пузатого отца семейства с такой же толстухой-женой и двумя пухлыми мальчишками. Жбану достались баба и один из пацанов, Мотыль развлёкся с папашей и вторым мелким. Наигравшись вдоволь, шныри отрезали головы всем четверым. Расставили их на столе с тарелкой объедков и стаканами, прикалываясь над тем, как неупокоенные головы щелкают челюстями…

Жбан старался не вспоминать тот случай. А сейчас он сам по себе вплыл перед глазами, и к горлу подкатил ком тошноты. Пацанчик едва успел вскочить и добежать до помойного ведра, как из него хлынуло…

Проблевавшись, Жбан вытер слёзы, и окинул комнату взглядом. Стол с вчерашней жрачкой и пустыми бутылками… Валяющийся на полу Мотыль… Пыльные окна за чистыми занавесками, фотография незнакомых людей на комоде, часы на стене. Как же осточертело всё!

- Эй, Мотыль! Харе валяться, поехали! – Жбан понял, что точно вздёрнется, если сейчас не сделать что-нибудь. – Братва правилово устроит, если сидеть на жопе будем!

Не меньше получаса ушло на то, чтобы вытолкать из дома стенающего подельника, завести ушатанную «газель» и выехать на дорогу. На мосту у Иваньковского перевоза, где заселилась козырная братва и сам Курган, пришлось выслушать глумливые насмешки пацанов, охранявших переезд. Наконец, свернув на дорогу, ведущую на запад, Жбан с облегчением вздохнул. Всё это время его не отпускало противное, тревожное напряжение. Ещё и чувство вины за смерть той семьи беженцев… Перед глазами снова всплыли искаженные страхом и болью лица...

Большинство деревень на пути выглядели пустыми, в некоторых заметно теплилась жизнь. Пахан запретил бандитскую вольницу в ближайших к городу сёлах, сейчас это было Жбану на руку. Видеть, а тем более грабить никого не хотелось. Набегающая лента рваного ямами асфальта отвлекала от любых мыслей и тревог. Дорога успокоит, дорога поймёт…

Покрытые нежным зеленым ковром озимой пшеницы поля чередовались мрачноватыми рощами, временами на обочинах попадались брошенные и сгоревшие машины. Останавливаться возле заброшек не было смысла – топливо с них давно слито, полезный хабар тоже растащили. Если не местные, то пацаны Кургана, частенько гонявшие по округе.

Проезжая Ширинье, последний крупный посёлок перед лесом, Жбан раздосадованно шмыгнул носом, в пол-уха слушая скулёж кореша, громко занывшего после прыжка машины на глубоком ухабе. Справа промелькнула разрушенная церковь, впереди была грунтовка и спрятавшиеся в глуши деревеньки. Сюда шныри ещё не заезжали.

Два крошечных хутора, по пяти дворов в каждом, оказались заброшенными. Недавно в них были люди, тлен запустения не успел коснуться этого места.

- Бра-атишка-а, отсто-ой в натуре-е! – проблеял Мотыль, пробежавшийся по домам. – Бухла-а не-ету, жратвы голя-як! Да-авай домо-ой пое-едем!

- Завались, Мотыль! – вдруг вспылил Жбан, трогая «газель» с места. – Братва без хабара нам бошки открутит! Поедем назад, когда найдём хотя бы одну шмару!

Подумав немного, Жбан направил машину по просёлочной дороге, в сторону леса. Должно же подфартить! Городские в села бежали, спасаясь от ходячих жмуров. Эх, жаль, что нельзя поближе к городу пощипать деревушки…

Ближайшая просека вывела на берег болота, превратившись в неровную, сплошь покрытую кочками, но накатанную дорогу. Жбан вовсю вертел рулём, пытаясь сберечь ветхую подвеску, и не заметил светло-серую «буханку», ехавшую навстречу.

- Бра-атишка-а, сто-ой! – остановил приятеля Мотыль. – Гля-а, ло-охи!

- Сам ты лох! – буркнул Жбан и затормозил, увидев, как из остановившейся «буханки» выскочил бородатый мужик с карабином в руках.

Второй мужик, сидящий за рулём, некоторое время пристально разглядывал пацанчиков, между машинами было не больше двадцати метров. Затем, из открывшейся боковой двери вышел священник. Самый настоящий – в длинной чёрной сутане, с крестом на груди, бородой. Впрочем, аккуратной и довольно коротко постриженной. Однако, вместо кадила в руках батюшки оказался полуавтоматический карабин с длинным стволом, на поясе висели подсумки с магазинами.

- Бра-ати-ишка, зы-ырь, по-оп! –пискляво хихикнул Мотыль.

- Зубы не суши, кореш! Ствол спрячь! – огрызнулся Жбан. – Серьезные пацаны!