Я сел прямо на землю и прислонился спиной к стене. Повернул голову набок и провёл пальцами по рисунку, повторяя очертания перьев. Краска лежала на кирпиче чуть выпукло, шершаво, я ощущал кончиками пальцев крошечные борозды от жёсткой кисти, которой художник наносил мазки. И снова подумал: кто? Зачем? Для чего? Почему не павлин, не попугай, например, которые были нарисованы на стенах детской поликлиники? Почему мёртвый ворон? И ворон ли? Я закрыл глаза, представляя, как крыло уходит за дверь, тянется по стенам подъезда. Представил, что крыло – это моя рука, лежащая на стене дома, а когда вспомнил про червей, мне вдруг стало щекотно и я открыл глаза.
Нет уж, так не пойдёт. Чего я себе навоображал? Бред какой-то. Я встал, стыдливо отряхнул джинсы и украдкой огляделся, надеясь, что никто не видел, как я сидел тут и водил руками по рисунку.
Как назло, никто не входил и не выходил. Я прислушивался, но даже с первого этажа не доносилось ни единого шороха, будто в доме и не жил никто. Мишка, наверное, на моём месте постучал бы в окно и спросил бы код от подъезда. Но я позорным образом трусил. Точнее, испытывал неловкость. Да и беспокоить жильцов не хотел. Сам я бы ни за что не подсказал незнакомцу, требующему код от двери. Сделал бы вид, что никого нет дома.
Я снова достал телефон и посмотрел на часы. Пары скоро закончатся, надо бы двигать домой, чтоб никто не понял, что я прогуливал. Посчитал, сколько осталось денег. Хватит, чтобы обратно тоже поехать на такси. Но подумал, что надо всё-таки разведать насчёт автобусов. И тут же спросил себя: а зачем? Разве я собираюсь сюда возвращаться? Фотки есть, наброски есть, хватит, чтобы выполнить задание. И новая мысль пришла вслед за предыдущей: а для задания ли я снимал и рисовал?
Я поспешил перейти дорогу, пока другие странности не полезли в голову. Бросил последний взгляд на чёрное крыло и в очередной раз ощутил холодок в позвоночнике. Да ну, надо валить отсюда, пока не нарвался на неприятности. Таксист ведь не просто так сказал, что это стрёмный район. Хотя при свете ничего так, выглядит вполне мирным.
Вызвал такси. Забавно, но приехал тот же дядька. Снова посмотрел на меня странно, как на больного или на сумасшедшего. Я попросил выключить мясорубку для мозгов. Обратно доехали в тишине. И без пробок.
***
Из дома я сразу написал Мишке. Он вроде бы оклемался, завтра собирался в универ. Спросил, что было на парах. И тут я задумался. Написать о том, что не ходил? Мишка спросит, где я был и что делал. Обидится, что не зашёл к нему. Почему-то мне не хотелось рассказывать ему правду. Мы тысячу лет дружили, но этот поступок мне и самому казался странным. Как рассказать другу?
Ну а что, нарисовано-то было просто блестяще. Если бы найти этого художника и уломать его сотрудничать с мамой, было бы здорово.
Ирка громко разговаривала с кем-то по телефону в своей комнате. Отца, как обычно, не было. Мамы тоже. Я покормил Умку, закрылся у себя и натянул чистый загрунтованный холст на подрамник. Спешил, пока образ не ускользнул. Развёл краску. Закрепил на подставке телефон с открытой фотографией, ещё раз просмотрел наброски в блокноте. Разложил кисти. Обмакнул в краску и сделал первые мазки.
Я быстро вошёл в раж. Всегда радуюсь, когда так бывает. Кто-то называет это состояние вдохновением, да только я не верю ни в каких крылатых муз, которые прилетают и становятся за плечом. Я называю это потоком. Из космоса, из самого себя – откуда хотите. Он захлёстывает с головой, и ты не успеваешь даже решить, стоит туда нырять или нет. Затягивает омутом, а когда выплывешь – через минуту или через пять часов – не знаешь сам.
Так и получилось. Поток нашёл меня. Можно часами искать то самое «вдохновение» и не находить. А можно научить себя вызывать этот поток тогда, когда нужно тебе. Я научился. И гордился этим умением.
Я так хотел скорее написать это крыло, что даже забыл про обед. А ведь после утренних блинчиков с кофе я совсем ничего не ел.
Кисть плясала по холсту почти независимо от меня, подчиняясь каким-то неведомым вибрациям. Потоку. Мне показалось, что даже если бы я закрыл глаза, кисть продолжила бы рисовать чёрное крыло исполинской мёртвой птицы.
Мазок, другой. Немного индиго, немного умбры – для глубины оттенков. Это только со стороны кажется, будто чёрный – это просто чёрный. На самом деле всё не так. Возьмите обычную чёрную краску и получите грязно-серый, тусклый и неинтересный цвет. Смешайте несколько других тёмных цветов: индиго, фиолетовый, изумрудный – и получите совсем другой чёрный. Богатый. Переливающийся. Глубокий. Не погасший уголь, извалянный в пыли, а бездонную тьму ночи. Черноту сна без сновидений. Глубину… смерти.