Ад в тихой обители

— В этот священный час, в этот миг великого трепета на пороге пасхального воскресенья нам должно всей душой ощутить тьму. Тьму в храме. Могильную тьму в гробнице Иисуса. Тьму заблуждения и греха, томление тьмы в преддверии искупительного света Воскресения. Послушаем святого евангелиста Марка: «И весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца. И говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба?» — Головы верующих поникли. Архидиакон продолжал: — «И взглянувши видят, что камень отвален; а он был весьма велик. И вошедши во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись. Он же говорит им: не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого. Его нет здесь; Он воскрес, Его нет здесь» [62].

Архидиакон осенил себя крестом. Почти все в толпе тоже перекрестились.

— Сейчас пробьет полночь, — голос оратора начал обнаруживать усталость, появилась легкая хрипотца, — с последним ударом часов наступит Пасха. Идите в собор, служители проведут вас. При входе вы снова зажжете свои свечи, которые станут пасхальными огнями. И свет в храме явится светом вечной Христовой славы, символом торжества истинной Церкви над врагами!

Пауэрскорту стало любопытно, кто из «врагов» считается тут главным. Лютер? Кальвин? Подавший идею «упразднения монастырей» Томас Кромвель? Генрих VIII?

— Люди Комптона! — воззвал напоследок архидиакон. — Для вас слова пророка Исаии: «Народ. ходящий во тьме, увидит свет великий: на живущих в стране тени смертной свет воссияет».

Помолчав, архидиакон молвил:

—  Dominus vobis сит [63].

Минуту стояла почти полная тишина. Кто-то из хористов слегка покашливал, стараясь прочистить горло; кто-то в толпе возился, отыскивая оброненную свечку. Затем вновь грянула фанфара, и юному трубачу над порталом довелось вторично познать миг публичной славы. С последним, тающим фанфарным звуком загудели, отбивая полночь, соборные колокола. Солировал отлитый в Бристоле в 1258 году «Большой Том», басивший ежедневно и возвещавший наступление пасхального воскресенья уже в шестьсот сорок третий раз. Торжественно разносились медленные колокольные удары: один, два, три… Толпа пришла в движение. С вершины помоста архидиакон милостиво приветствовал проходящих. Четыре, пять, шесть… Патрик Батлер исчез, отправившись на очередную вылазку. Пауэрскот плотнее прижал к себе жену, опасаясь, как бы она опять не простудилась здесь на ветру. Семь, восемь, девять… Может быть, и лорд главный судья графства нынче предпочел своему вечернему стакану портвейна у камина поездку в Комптон, на праздничный костер? Интересно, кстати, за кого — за убийц? еретиков? — молится по субботам англиканский архиепископ? Десять, одиннадцать, двенадцать…

Высокие кованые двери собора распахнулись. Внутри было темно, но у порога двое служек держали огромные пасхальные свечи, от которых вновь зажигали свои свечки все входящие в храм. Отряд певчих под водительством знаменосца со стягом «пяти ран Христовых» прошествовал через собор на хоры. Во время этого шествия звучало «Воскресение» из «Мессии» Генделя: «Воспряньте у врат, и да будут вечно отверсты двери, ибо грядет Царь во славе…»

По всему храму — вдоль проходов, около колонн, у алтаря, на хорах, в галерее — стояло наготове множество канделябров. Огромным количеством пустых подсвечников были уставлены также все ниши и капеллы. У входа образовались две очереди жаждущих рассеять тьму своим светильником. Голоса певчих вопрошали: «Кто сей грядущий Царь? Кто сей грядущий Царь?»

Столь же внезапно, как исчез, явился Патрик Батлер. Он уже взял под руку Энн, чтобы идти со свечками в собор, но Пауэрскорт все-таки не избавил друга от поручения:

— Нельзя ли, Патрик, разыскать старшего инспектора Йейтса? Он наверняка где-то там. Мне очень бы хотелось с ним увидеться.

Соборные канделябры начали заполняться принесенными горящими свечами. Первые партии вошедших разместились внизу, и центральный неф осветился гроздьями восковых огней, пылавших так ярко, будто их тоже одушевляла надежда на вечную жизнь. Паства все прибывала, и сияние растекалось, захватывая прочие части храма. С хоров неслось: «Кто сей грядущий Царь во славе? Господь, владыка наш, грозный и всемогущий!..»

— Бедный Фрэнсис! — сказала леди Люси. — Как тебе, наверно, досадно, ведь вечно одно и то же: ты предупреждаешь, тебя не слушают, потом оказывается, что, конечно, ты был прав.

— Ну что ж, хоть это утешает, — усмехнулся Пауэрскорт. — Зато ты, Люси, веришь мне всегда, и словами не выразить, как велика, как важна твоя помощь. Пора, однако, дорогая, и нам пойти возжечь свечи. Без нас, кажется, неполный комплект.