Ад закрыт. Все ушли на фронт

– Смотрите-ка! Никак сам пожаловал! – сказали Есаулу, указывая на нечто неожиданное. Там – на набережной Сены, на площади Шатле, в которую упирается бульвар Севастополь, стояла трибуна. Кто-то маленький и толстенький топтался поверху, поднимал к голове громкоговоритель. Есаул бросил к глазам бинокль. Не может быть… Он же отлично знал эту мерзкую, вечно покрытую потом физиономию, безумно выпученные глаза, бороденку, которую в белых войсках все время сравнивали с растительностью на женских гениталиях…

– Вашбродь, и правда тот самый?!

– А что ты его иносказательно? По имени назвать боишься?

Воин замялся… Да! Этого человека на трибуне частенько называли бесом. Так часто, что многие и правда боялись называть по имени опасное существо.

– А ты не бойся… Он и есть…

Малопочтенный Лейба бен Давид, Лева Бронштейн по партийной кличке Троцкий перебегал по трибуне своими короткими ножками, тянул к пухлым губкам раструб громкоговорителя.

– Товарищи!!! – загремело над площадью Шатле, над Сеной, над древней тюрьмой Консьержери. – Товарищи!!!! Враг не дремлет! Реакционная военщина навязывает гражданскую войну мирным трудящимся! Но чего хотят мирные трудящиеся?!

Бес на трибуне изогнулся, наклонился; его свита – на девяносто процентов бабы – подалась вперед. Бес торжествующе выпрямился, словно и правда получил подсказку из напряженной, налитой самогоном толпы.

– Правильно!!! Вер-рно, товарищи! Мирные трудящиеся больше всего хотят гражданской войны! Они ответят гражданской войной на гражданскую войну! Ответят, чтобы эта война стала самой гражданской за всю историю гражданских войн!!!

Есаул смотрел, не доверяя собственным глазам. Он помнил Бронштейна давно. А ты помнишь, гнида, как твои люди выгоняли казаков из станиц? Выгоняли зимой, на верную смерть? Ты помнишь, урод, как умирали в зимней степи люди без еды и огня?

Скорее всего, Бронштейн предпочел бы забыть, но Есаул хорошо это помнил. Слишком хорошо помнил, как сидели, прижавшись друг к другу, два трупа – жена Галя, сын Ванечка. Наверное, когда выгоняли из станицы, Галя смотрела на красных убийц так же, как эта женщина в квартире на вооруженных людей, шаставших по ее дому. Есаул помнил эти трупы – два трупа из великого множества человеческих тел, каменно замерзших в овраге, посреди январской степи. Потому и не взял больше никого в свою жизнь; не было сил дарить зрелую любовь никому, заводить никого… после того, как твой трехлетний сын сидел замерзший, обняв за шею мертвую заиндевевшую маму.

– Вася, а ведь есть шанс…

Есаул не договорил: воюющий поймет, о каком шансе речь.

– Вашбродь, это давайте вы сами!

Хм… Воин протягивает винтовку. Снайперскую винтовку MAS-36 начали выпускать совсем недавно, с год назад. Есаул достал редкое, ценное оружие по великому блату – благо во Франции знакомства «работают» почти так же, как и в России. Достал, пристрелял на пару со своим однополчанином, для деликатных сторон войны в городе.

Есаул взял оружие, провел рукой по прикладу… Господи, помоги… А руки нехорошо задрожали: слишком велика цена такому выстрелу. Есаул никогда и подумать не мог, что кто бы ни попался ему на мушку, среди них может оказаться и это существо… Рука опять предательски дрожала.

А ведь нельзя… Если он сейчас промахнется – существо пойдет и дальше по миру, разносить смерть и беды, сеять безумие и смуту. Господи, спаси и укрепи. Есаул склонил голову. Он много раз молился, крестился, но после смерти семьи – получалось как-то формально. Не верил? Скорее усомнился. И сейчас: просил Бога помочь, а сам же сомневался в Его помощи. Если Господь допустил ад девятнадцатого года – уже вопрос: а на чьей он стороне, Господь Бог? И как обратиться к Нему? Не говорить же Богу: «докажи мне, что Ты есть? Докажи мне, что Ты благ?»

Есаул навел оружие, а вокруг продолжался бой. Кто-то пролетел мимо балкона вниз головой. Дикий крик заглушил даже пальбу, сменился глухим влажным стуком, хрустом снизу. По камню чиркнула пуля, с визгом срикошетила вверх. С баррикады палили из винтовок, раздавались короткие очереди. Есаул не видел и не слышал. В оптическом прицеле виделся серый бок толстовки, гремел металлический голос:

– Трудящиеся всех стран поднимаются на революцию! В эсэсэсэр свергнут страшный тиран и злодей Сталин! Это шаги революции! Скоро весь мир будет охвачен революцией! Революция пришла сюда, скоро она придет во все страны! На все континенты!!! Проклятая буржуазия от Гражданской войны из России бежала во Францию – теперь и тут Гражданская война!

Есаул чуть задержал дыхание… Перекрестие прицела ползло, ложась то на лоб, то на шею… Троцкий не хотел умирать, он все время бегал, менял позы. Вслед за Троцким металась свита, то заслоняя его, то открывая.

– В России мы поставили памятник великим пророкам революции: Каину и Иуде! Каин первым понял, что мораль выдумана буржуазией! Трудящимся не нужны бредни про то, будто братьев нельзя убивать! Пролетариат не нуждается в химере семьи, он нуждается в революции!